«Мне нужна помощь!» – значит, вам не заплатят ни копейки. Вот что это значит. Но после этих слов даже спросить об оплате неудобно. Кто же берет плату за помощь? Помогают даром, от сердца, бесплатно!
Только вот «помощью» работу называть не надо. Это разные вещи. Накормить голодного или довести до дома слабую старушку – это помощь. А бесплатно работать по специальности или строить дом начальнику – это работа. Или носить кого-то в паланкине – тоже работа. Или в свое свободное время принимать пациентов. Или обои клеить.
Лучше прямо сказать: «Я хочу, чтобы вы бесплатно на меня поработали». Но это так грубо звучит! И могут отказаться. Даже скорее всего откажутся. А «помощь» – звучит совсем иначе, правда?
Вот где «помощью» называют бесплатный труд, там и рабство близко. Обычно так бывает, к сожалению…
я помню. Мне лет двенадцать было; подросток. А подростки угловаты и неловки, они еще не привыкли к новому телу. Дедушке в Академии наук на юбилей подарили такую громадную, довольно уродливую штуку из яшмы и малахита с серебряными вставками – письменный прибор. Он занял треть большого стола, за которым мы с дедушкой занимались. У нас общий стол был. Ну, и я этот чудовищный и дорогой прибор как-то уронила. Хотя он тяжелый был и громоздкий. Этот жуткий каменный цветок, так сказать, упал и разбился на тысячу кусков. Там же все было филигранно вырезано из камней, вот они и стали хрупкими. Ба-бах! Дедушка прибежал в комнату. И увидел, что я жива-здорова. Махнул рукой, сказал: «Эх!», и пошел за веником. И мы с ним все убрали. Я бормотала извинения напополам с оправданиями; а дедушка сказал, что все это пустяки и ерунда. Главное, что мне на ногу это тяжелое изделие не упало. Вот это – важно, да.
И с папой в то же время мы как-то жарили кабачки. Папа не очень в кулинарии разбирался, да и я тоже. Мучительный был процесс, скажу я вам. Мы чистили кабачки, потом вынимали семена, потом резали на ломтики, потом обваливали в муке и жарили в подсолнечном масле. Дым, шкворчание, мука, масло брызжет… А в итоге медленно-медленно растет горка пожаренных ломтиков на блюде. Мы на блюдо складывали поджаренные кабачки. На блюдо кузнецовского фарфора.
Ну, и в конце процесса, когда все было готово, когда горка стала большой, я это блюдо и уронила. Бац!
Папа был исключительно аккуратен. Он соблюдал гигиену и санитарию всегда, он же был врач и ученый. Все знают, что на полу – полчища микробов и бацилл! Поэтому и осколки блюда, и кабачки – все мы аккуратно сложили в ведро, помыли пол и пошли выбрасывать мусор. А по пути зашли в магазин и купили банку консервированной солянки. Ей и поужинали.
И тоже папа слова мне резкого не сказал. Даже в момент падения блюда. Только сказал: «Эх!», – немного разочарованно. Он кабачки жареные очень любил…
Вот это и запомнилось. Контуженный под Сталинградом, израненный на войне дедушка и его «эх!». И папа, подбирающий с пола осколки… Он мне не разрешил подбирать – вдруг я порежусь?
Они были очень добры ко мне. И очень любили.
И не надо оправдывать себя минутным раздражением, вот что я думаю. Мол, извини, я погорячился и поэтому на тебя закричал. Мужчины умеют сдерживаться, если любят. И если они – настоящие мужчины.
…Такое и запоминается почему-то. На всю жизнь. И тоже учит сдерживаться. О каждом крике и обзывательстве пожалеешь потом. О каждом! А о блюде не пожалеешь. Или о кабачках…
Все проходит, теряет ценность и смысл. Только любовь остается навсегда. Может быть, навечно…
как англичане говорят, с серебряной ложечкой во рту. И потом потерять эту ложечку; утратить счастье и преимущества. А можно родиться с двумя рядами зубов в ротике, с шерстью и с густой бородой. Да еще иметь в придачу обезьянье лицо и сложение. Но прожить долго и счастливо девяносто лет. Все зависит от того, кто встретится на жизненном пути. Если любящие и добрые люди будут встречаться – можно преодолеть злое заклятие.
Так случилось с Перциллой Лоутер; «девочкой-обезьяной». Она родилась на свет мохнатой и не очень-то похожей на девочку. И родители отдали ее в цирк, чтобы людям показывать на представлениях. На потеху публике. Но владелец цирка Лоутер удочерил девочку, дал ей свою фамилию и хорошее образование. А тех, кто обзывал Перциллу, мог и побить! Он оказался добрым человеком. Перцилла выступала в цирке и отлично зарабатывала. Ее хотела купить одна богатая дама за громадные деньги, – очень подозрительная дама, в своем дворце она разводила обезьян. И неизвестно, зачем она хотела купить Перциллу; может, для опытов! Но Лоутер не продал девочку, он же ее считал своей дочкой. Потом Перцилла вышла замуж по любви за «человека-крокодила»; он был приятный молодой человек, даже красивый. Просто кожа на теле у него была как панцирь. Зато сердце было мягким и добрым.