Уинстон Черчилль. Последний титан

Расширение кругозора было лишь средством достижения цели – успеха в политике. Другим средством стало обретение популярности и финансовой стабильности. Для этого необходимо было вернуться к выработанному алгоритму и, несмотря на постигшие нашего героя неудачи, все-таки отметиться в боевых действиях с описанием пережитого опыта. В начале 1897 года больше всего перспектив сулила Суданская кампания. После получения от ворот поворот Черчилль решил попробовать снова. Леди Рандольф связалась с главнокомандующим египетскими войсками (сирдаром) Гербертом Китченером (1850–1916), который дипломатично сообщил об отсутствии свободных мест. Неудовлетворенный очередным отказом, Черчилль взял трехмесячный отпуск и в марте 1897 года направился в Англию за получением необходимого разрешения. Преуспеть в суданском начинании ему вновь не удалось. Зато он выступил с первой политической речью в Бате 26 июля 1897 года.

Также в Лондоне из газет Черчилль узнал, что на северо-западной границе Индии для подавления местных племен патанов сформирована Малакандская армия под командованием генерала сэра Биндона Блада (1842–1940). Он уже встречался с Бладом и тот пообещал ему найти место в случае возобновления боевых действий в приграничных районах. Узнав волнующую новость о Малакандской армии, наш герой тут же телеграфировал генералу. После чего в спешке собрав вещи (забыв при этом некоторые из них), он устремился в Индию навстречу приключениям. Ответ Блада был получен лишь в Бангалоре. Мест не было, но генерал согласился взять назойливого лейтенанта (очередное звание было присвоено Черчиллю в мае 1896 года) корреспондентом с последующим устройством в армейские части. Согласный даже на такие условия, Черчилль взял очередной отпуск и направился на север Индии. Как и в случае с Кубой, пребывание на Малакандском фронте было недолгим. Черчилль принял участие в нескольких сражениях – в Мамундской долине, при Домадоле, Загайи и Агре и вернулся в Бангалор в октябре 1897 года.

Понимал ли он, что в каждом из этих сражений его могли убить? Да, но его это не останавливало. «Пули, да они даже не достойны упоминания, – писал он домой. – Я не верю, что Господь создал столь великую личность, как я, для столь прозаичного конца». А если он ошибался? «Что из того», – отвечал на этот вопрос Черчилль. Неудовлетворенный накалом событий, он сам провоцировал судьбу, гарцуя на своей серой лошади на линии огня. Лишь бы его заметили. Война, которая у современного человека вызывает оторопь и отвращение, на тот момент еще не достигла мрачных глубин, давая повод таким, как Черчилль, воспринимать ее как игру и средство продвижения. Он сам говорил, что «играет по высоким ставкам» и «намерен сыграть эту игру до конца». А если он проиграет, значит, ему «не светило выиграть и все остальное». И ради чего? Ради славы, которая, по его словам, «по-прежнему остается самым важным на свете»{30}.

В каком-то смысле Черчилль добился желаемого. Его имя появилось в официальных отчетах, а сам он получил «Медаль Индии». Но ему этого было недостаточно. Поэтому, следуя своему алгоритму успеха, он не ограничился одним лишь участием в боевых действиях, а позаботился о том, чтобы поведать всему миру о своих приключениях со страниц газет. Не размениваясь по мелочам, леди Рандольф обратилась к главному редактору The Times. Несмотря на свою дружбу с Черчиллем-старшим, редактор был вынужден отказать поскольку газета уже направила на северо-западную границу Индии своего корреспондента. В итоге контракт был заключен с The Daily Telegraph, для которой Черчилль написал в общей сложности пятнадцать статей. Также удалось договориться с индийской газетой Allahabad Pioneer о ежедневной отправке небольших заметок объемом триста слов.