Уик-энд Остермана

Грувер и Дженкинс не спешили с ответом. Они восприняли враждебность Таннера с пониманием — им уже приходилось испытывать подобное раньше. Когда Грувер заговорил, его Голос был нетороплив и спокоен.

— В операциях, подобных этой, трудно избежать ошибок. Они случаются, так как всего предусмотреть нельзя.

— О каких ошибках вы говорите?

Дженкинс кашлянул.

— Позвольте мне ответить на этот вопрос... Ошибка была моя. Я был старшим в оперативной группе — единственным, кто знал об измене Фоссета. Единственным... В субботу утром Макдермотт сообщил мне, что Коул располагает чрезвычайно важной информацией и хочет немедленно со мной увидеться. Я не проверил этого — не стал звонить в Вашингтон, чтобы убедиться в ее достоверности. Я решил, что он — или кто-то еще из нашей агентуры — узнал, кем на самом деле является Фоссет. Если бы это действительно было так, план операции мог кардинально измениться. Из Вашингтона поступили бы совершенно иные инструкции...

— Мы были готовы к этому, — добавил Грувер. — Составили несколько альтернативных планов, подготовили условия для их осуществления...

— Я приехал в Нью-Йорк и отправился в номер гостиницы, где должен был находиться Коул, но его там не оказалось. Я знаю, это звучит нелепо, но он... вышел пообедать. Просто вышел пообедать. Он оставил у портье адрес ресторана, и я бросился туда. Все это, естественно, заняло определенное время. Такси, пробки на дорогах... Я не мог позвонить по телефону, так как все разговоры записывались на магнитофон. Фоссета могли предупредить... В конце концов я нашел Коула. Он никак не мог взять в толк, о чем я говорю. Он не вызывал меня и ничего не просил мне передать.

Дженкинс остановился. Его душила досада при воспоминании об этом промахе.

— В этом состояла ошибка? — тихо спросила Элис.

— Да. Фоссет получил необходимое ему время. Я дал ему это время...

— А не слишком ли многим он рисковал? Он самому себе ставил ловушку. Ведь вы могли связаться с Коулом и узнать, что тот не вызывал вас.

— Фоссет просчитал степень риска. Он все выверил по минутам. Так как Коул постоянно находился в контакте с оперативной группой, одно сообщение, особенно переданное через второе лицо, можно было сфальсифицировать. Тот факт, что я поддался на обман, тоже говорил ему о многом. Проще говоря, меня следовало убрать.

— Ваш отъезд в Нью-Йорк не объясняет того, почему ваши люди ушли...

— Мы уже говорили, что Фоссет блестящий тактик, — продолжил Грувер. — Он систематически отводил людей от вашего дома под тем предлогом, что вы — агент «Омеги». Он постоянно внушал им мысль, что человек, которого они охраняют, рискуя жизнью, на самом деле — враг.

— Что?!

— Подумайте сами. Если бы вас убили, кто смог бы это опровергнуть?

— Но почему они ему верили?

— Электронные звукосниматели, установленные в вашем доме... Они все перестали работать. Один за другим они выходили из строя. Вы были единственным в доме, кто знал об их существовании. Следовательно, вы сами целенаправленно уничтожали их.

— Но это неправда! Я даже не знал, где они установлены. Я и сейчас не знаю!

— Даже если бы вы знали, это вряд ли бы помогло, — сказал Дженкинс. — Эти звукосниматели были рассчитаны для работы на срок от тридцати шести до сорока восьми часов. Не больше. Коул показывал вам один из них вчера вечером... Их обработали кислотой. Все до единого. Кислота постепенно разъедала миниатюрные пластины, и передача сигнала прерывалась... Но люди, следившие за вами, знали только одно: что звукосниматели прекращают работать. И в этот момент Фоссет заявляет, что он допустил ошибку. Вы агент «Омеги», а он этого не понимал. Мне говорили, что он проделал все это очень эффектно. Когда такой человек, как Фоссет, признает собственные ошибки — это внушает уважение... Он убрал охрану, а затем они вместе с Маколиффом отправились убивать вас. Они могли сделать это беспрепятственно, так как меня на месте не было и некому было остановить их. Они предусмотрительно удалили меня со сцены, отправив в Нью-Йорк.

— Вы знали о Маколиффе?