Уголовное право: стратегия развития в XXI веке. Материалы XIX Международной научно-практической конференции г. Москва, 20–21 января 2022 г.

Все так, и я бесконечно далек от того, чтобы закрывать глаза, как на имеющиеся достижения, так и на появление целой плеяды молодых и талантливых исследователей. Но придает ли это все авторитета уголовно-правовой науке? Не уверен. Складывается впечатление, что она (наука) варится в собственном соку. Невостребованность – очевидный и очень неприятный симптом кризиса. Очевидный, но не единственный. Еще одним показателем кризисного состояния науки, по моему убеждению, является состояние определенной растерянности, в котором пребывает научное сообщество, лицом к лицу столкнувшееся с удивительными (иными словами не скажешь) законодательными и правоприменительными решениями, рационально объяснить которые не представляется возможным. Можно даже сказать, что такими решениями науке был брошен вызов, причем вызов достаточно агрессивный, который, по меткому замечанию А. И. Рарога, иначе как законодательными атаками на устои уголовного права, не назовешь¹⁵.

Поскольку в рамках ограниченной по объему статьи полноценно проанализировать все такие решения нереально, остановлюсь лишь на некоторых, наиболее одиозных.

Думаю, что в качестве «потерпевшего», в первую очередь, следует рассматривать институт соучастия. Общепризнанно, что соучастие относится к числу наиболее сложных, теоретически и практически дискуссионных вопросов уголовного права. И, казалось бы, кому как не законодателю нужно сделать все, чтобы минимизировать затруднения, возникающие у практических работников при квалификации групповых преступлений. Увы, некоторые законодательные формулировки групповых форм совершения преступлений настолько размыты, неконкретны, что правоприменителю «расхлебывать кашу» приходится самому. Что, например, не позволило в ч. 2 ст. 35 УК прямо указать на соисполнителей как на непременных участников группы по предварительному сговору, по аналогии с ч.1 этой же статьи, непонятно¹⁶. Толкование этой нормы Верховным Судом РФ буквальным не является: «в соответствии со ст. 35 УК РФ преступление признается совершенным по предварительному сговору группой лиц, если в его совершении участвовали два или более исполнителя»¹⁷. В целом же положения постановлений пленумов и иных практикообразующих документов, затрагивающие эту проблему, весьма противоречивы и не дают ответа на вопрос: групповое преступление и соучастие – понятия тождественные или нет?

Криминализация подстрекательства и, в особенности, пособничества, нашедшая выражение в самостоятельных составах Особенной части УК, вызвала оживленную дискуссию но, в целом, поддержки в научном сообществе не получила. Так, по мнению С. М. Кочои, «сам принцип дополнения УК статьями, подобными ст. 205¹, порочен. Сегодня самостоятельной нормой Особенной части УК является содействие совершению терроризма, завтра таковым признают вовлечение в государственную измену, послезавтра – организацию убийства и т.д.»¹⁸.

Это опасение имеет под собой почву. Думаю, что выделение пособничества как деяния самодостаточного, оторванного от института соучастия, – шаг неправильный, ведущий к негативным последствиям. Такая законодательная конструкция позволяет рассматривать в качестве преступления пособничество в совершении и тех деяниий, которые сами по себе не криминализированы. Что, кстати, можно признать уже свершившимся фактом. Так, введенная Федеральным законом от 01.07.2021 № 292-ФЗ¹⁹ в ст. 284¹ УК РФ часть 2, предусматривает ответственность за «предоставление или сбор средств либо оказание финансовых услуг, заведомо предназначенных для обеспечения деятельности на территории Российской Федерации иностранной или международной неправительственной организации, в отношении которой принято решение о признании нежелательной на территории Российской Федерации ее деятельности в соответствии с законодательством Российской Федерации». Интересно, что участие в такой деятельности – преступление с административной преюдицией, в то время как пособничество образует состав преступления безотносительно к фактам административной наказуемости или судимости за ранее совершенное деяние. Выходит, что исполнитель, причем имеющий судимость или подвергнутый административному наказанию за такую деятельность, поставлен в привилегированное положение по отношению к пособникам в таком же деянии, но совершившим его впервые. Этим усиливаются предпосылки к нарушению принципов равенства и справедливости в отношении виновных лиц. Чем не повод для вмешательства Конституционного Суда РФ?