Угольки

— Я никогда не знала своего отца. Моя мама и я еле как выживали. Она постоянно работала, так что мне с шести лет приходилось готовить, убираться и все самой делать по дому. До Дерека у меня никогда не было друзей. У меня не было никого, кроме мамы. И она умерла. Думаете, легко нам было пытаться наскрести достаточно еды, чтобы протянуть последний год, пока вы тут один торчали с курами, свиньями и гадким хламом, бросив сына справляться самому?

Я не спонтанный человек и не беспечный. Я научилась быть бдительной, осторожной. Оставлять мысли при себе. Так всегда безопаснее. Это одна из причин, по которым у меня никогда не было друзей. Мне не хотелось доверять людям. Я понятия не имею, почему я вываливаю все это на Кэла… в худший момент из возможных.

Я моргаю, искренне потрясенная своим взрывом.

Он слегка приподнимает густые брови, так что, возможно, он тоже удивлен.

— Знаю, тебе пришлось непросто. Всем было непросто. И если уж на то пошло, я хотел делать больше. Я каждый бл*дский месяц спрашивал маму Дерека, могу ли я помочь, и она всегда отказывалась. Все это теперь неважно. Ты, похоже, не понимаешь, насколько хуже все станет.

Я терпеть не могу этого мужчину. Мне реально хочется содрать эту косматую бороду с его лица, и я не привыкла к такому чувству. Но по какой-то причине я все равно верю его словам.

— Насколько хуже может стать? — меня искренне ужасает мысль о том, что мир станет еще уродливее и сложнее, чем он есть сейчас.

— Прошел всего год, девочка. Станет намного хуже, чем сейчас, — он меряет меня взглядом от поношенных кроссовок до длинной темной косы. — Ты слишком мягкая. Тебе придется ожесточиться.

Я снова оскорбленно втягиваю воздух, но в этот раз он не дает мне шанса сказать, что я думаю. Он разворачивается на пятках и направляется к дому, но потом медлит и бросает через плечо:

— Давно у него этот кашель?

Мое сердце ухает в пятки от медленного ужаса, который уже становится знакомым.

— Несколько месяцев. Лучше не становится.

Отрывисто кивнув, Кэл уходит.

У него длинные ноги, широкие плечи. Кажется, будто он занимает все пространство вокруг себя, отчего даже на улице кажется тесно. Его лицо и волосы нуждаются в мытье. Его ладони вдвое больше моих. Он не может разговаривать без мата, и я ни разу не видела, чтобы он улыбался.

Он должен быть всего лишь никчемным папашей моего бойфренда. Вместо этого он — единственное, что сохраняет меня в живых.

Глава 2

Год второй после Падения, осень

Спустя восемь месяцев я снова качаю воду из колодца. Теперь я уже легко могу это делать, и в последнее время это один из немногих поводов выйти на улицу.

Дерек болеет все сильнее и сильнее, так что я почти все время провожу в маленькой темной хижине, заботясь о нем.

То же заболевание легких, что убило его мать, убьет и его тоже. Я давно видела признаки, и у него уже несколько месяцев не было улучшений или дней с хорошим самочувствием.

Дерек — мой единственный друг. Моя единственная семья. Единственный парень, которого я целовала. И он умрет прежде, чем нам доведется познать какое-либо будущее.

Прежде, чем нам доведется вообще что-либо сделать.

Я больше не плачу об этом. Я вообще ни о чем не плачу. Я живу день за днем, сосредотачиваясь лишь на том, как я могу облегчить дискомфорт Дерека, и стараясь не страшиться и даже не воображать то, что может случиться со мной после его смерти.

Так жить нельзя, но я больше ничего не могу сделать.

Я уже наполовину наполнила контейнер водой, но Кэл появляется из ниоткуда, легонько отталкивает в сторону и принимается работать рукояткой вместо меня. Теперь я стала сильнее, потому что больше занималась физическим трудом и лучше питалась, но Кэл все равно вдвое крупнее меня, так что попытки удержать рукоятку обречены на поражение.

— Я нормально справлялась.

— Я шел мимо, — он где-то отсутствовал днем и, должно быть, вернулся. Я не слышала приближения его грузовика или мотоцикла, но он не всегда водит. Я не знаю, куда он идет и что делает, пока отсутствует, но он неизменно возвращается с едой или припасами.

Немного, но нам троим хватает.

На Кэле старые джинсы, которые вечно сползают, и грязная футболка с оторванными рукавами, обнажающая все шрамы на его руке. Он потеет, и на его щеке виднеется пятно, будто он вытирал лицо немытыми руками. Сейчас должно быть лето, но погода далеко не такая жаркая, какой должна быть. Слой пыли в атмосфере слишком заслоняет солнце, так что нам достается густой, грязный воздух и серые, сырые, пасмурные дни.

Я тупо смотрю на мышцы его рук, пока он качает воду, и жалею, что жизнь вынудила меня находиться так близко к этому суровому, бессердечному мужчине. Было бы естественно узнать его получше и, возможно, даже привязаться к нему, прожив с ним и Дереком так много месяцев, но этого не происходит.

Кэл до сих пор кажется мне незнакомцем. Я предпочитаю, чтобы он держался на расстоянии. Я рада, что он так часто уходит из хижины, даже если в итоге мне приходится делать все домашние дела. Я предпочту быть одна и заботиться о Дереке, чем тесно соседствовать с Кэлом.