Угол атаки (Солдаты удачи - 7)

Как только к нему вернулась способность соображать бесстрастно, без проклятий и ахов, он сразу выделил два события, которые выламывались из привычного течения его жизни, были вторжением извне, хотя каждое в отдельности вполне могло проистекать из существа дела, которым он занимался, быть следствием столкновения интересов в многосложном, полном подводных течений и опасностей бизнесе, каким во все времена была торговля оружием.

Шесть миллионов долларов, неожиданно оказавшиеся на его счету в Дойче-банке, могли быть взяткой - наглой, насильственной, компрометирующей его уже самим фактом и тем самым отрезающей возможности для отказа. Даже сама цифра, поразившая воображение сына, не была чем-то необычным. В этом бизнесе вращались десятки и сотни миллионов долларов. Услуга, которая требовалась от Ермакова и которую он был в состоянии оказать, могла стоить и намного больше.

Ту же цель - создать давление на него и вынудить к услуге - могло преследовать и это нескрываемо демонстративное покушение. Акция устрашения. "Аншутц" с лазерным прицелом. Выстрел с пятидесяти метров в задницу. После того как первым выстрелом был убит водитель.

Ермаков представлял, какого рода услугу могли от него потребовать. Было немало влиятельных людей, которым не нравилась активность генерального директора молодой компании "Феникс", уверенно прибиравшей к рукам всю не вполне легальную торговлю российской военной авиатехникой. По непонятным для многих причинам ЗАО "Феникс" пользовалось покровительством руководителей "Госвооружения", сильной поддержкой в государственных структурах. Экспансия "Феникса" оставляла не у дел многочисленные посреднические конверсионные фирмы и фирмочки, расплодившиеся, как грибы-поганки, на теле разваливающегося ВПК, жирные куски уплывали из-под носа чиновничьей рати.

Ермаков не раз получал предложения, от которых нельзя отказаться. Были и предупреждения, и прямые угрозы. От него не требовали ничего противозаконного. Только одно: умерить прыть, не срывать чужие сделки, не перехватывать то, на что уже нацелились другие. Он внимательно выслушивал предложения, обещал подумать, а потом в дело вступали профессионалы из службы безопасности. Они умели без лишнего шума усмирять недовольных и подавлять объекты угрозы.

Но сейчас происходило что-то совершенно необычное. Одновременность покушения и появления на его счету шести миллионов долларов - это совпадение не могло быть случайным. Ермаков понимал, что в его жизнь властно вторглась какая-то внешняя сила. И уж никак не могло быть случайностью, что это вторжение произошло именно сейчас, когда в стадию завершения вступил первый этап программы "Феникс".

Быстро понять, что это за сила, - это был единственный способ избежать катастрофы.

Конкуренты исключались. Крупных не было, а для остальной шелупони вот так взять и выложить шесть миллионов долларов - да они горло перегрызут тому, кто это предложит. Сумма была неподъемной и для любой из российских спецслужб - даже если допустить невероятное: что кто-то проник в тайну программы и поставил себе целью ее торпедировать. С их-то нищенским финансированием, которое только на фоне остальных бюджетников казалось непомерно большим. Да и как-то не по-русски это было, слишком уж заковыристо.

Поэтому первая мысль Ермакова была: аль-Джаббар. В распоряжении этого маленького жирного араба находились миллиарды бен Ладена, и у него хватило бы хитроумия на любую, самую изощренную комбинацию. Но Ермаков отверг эту возможность. И не из-за уверений Джаббара. Цена всем его уверениям пятачок за пучок. Но аль-Джаббар был заинтересован в успехе предприятия не меньше, а даже больше, чем сам Ермаков. Ермаков отвечал должностью, аль-Джаббар - головой. Восток есть Восток, там суд скорый.

Но если не Джаббар - кто? И с какой целью?

Лежа без сна в темной больничной палате и глядя, как скользят по потолку и просторным окнам тени от уличных фонарей и молодых берез, которыми были обсажены аллеи ЦКБ, Ермаков напряженно, до ломоты в висках, перебирал в уме все мыслимые и немыслимые варианты. И в какой-то момент, на изломе второй ночи, сдался. У него больше не было ни сил, ни желания сопротивляться. Возникло странное ощущение, что против него ополчились не конкретные люди, преследующие конкретные интересы, а словно бы духи земли задались целью помешать ему, парализовать его волю. Навалилась тяжелая апатия, осталось лишь чувство безнадежности и полной беззащитности перед неизвестной и от этого еще более страшной угрозой. Но тут какая-то часть его сознания, продолжавшая работать по инерции, подала сигнал тревоги. Ермаков вдруг понял: вот это и было целью - ввести его в такое состояние, обезоружить, деморализовать.

На языке контрразведчиков, с которыми Ермаков постоянно имел дело последние два десятка лет, это означало: он открыт для вербовочного подхода.