1. Нет сомнений, что реакция Ермакова на сообщение сына о шести миллионах долларов была рефлекторной и естественно-импульсивной. Характеристики речевых темпоритмов и модуляционной окраски голоса (резкость, преобладание мрачных тонов, элементы раздраженности) дают основание предполагать, что это сообщение стало для Ермакова доминантным при ведении всего дальнейшего разговора.
2. После того как Ермаков ознакомился с содержанием дискеты, в его речевых характеристиках прослеживаются новые элементы: некоторая замедленность, увеличение микропауз между словами и фразами. Это характерно для речи человека, который старается контролировать то, что он произносит. Этот самоконтроль становится преобладающим во время беседы Ермакова с человеком, которого он называет господин Джаббар. При оценке сущностного содержания этой беседы важно не только то, что Ермаков сказал, но и то, чего не сказал. Без владения в полном объеме информацией об участниках разговора и общим смысловым контекстом контакта сделать более определенные выводы не представляется возможным.
3. Разговор Ермакова и Джаббара наиболее труден для интерпретации. Собеседник Ермакова является, бесспорно, человеком широко образованным, причастным к европейской культуре. Вместе с тем основу его характера составляет восточная ментальность. Джаббар в совершенстве владеет искусством скрывать свои мысли и контролировать свою речь. Поэтому нельзя сказать определенно, знал ли он об упомянутых в разговоре шести миллионах долларов и имеет ли отношение к покушению на Ермакова.
Особенное внимание обращают на себя следующие фразы Джаббара: "Ваша вовлеченность в эти проекты может помешать выполнению условий нашего контракта в полном объеме. В полном, господин Ермаков". Акцентировка слов "в полным объеме" вряд ли случайна. Понять ее можно, лишь обладая всей информацией о личных и деловых взаимоотношениях участников анализируемого разговора.
4. Оценка мотиваций и прогноз поведения сына Ермакова никаких сложностей не представляют. Очевидна его глубинная психологическая зависимость от отца и готовность помочь ему в решении его проблем даже ценой собственного благополучия. Об этом свидетельствует формулировка его вопроса, обращенного к отцу: "Что будем делать?"
Полковник Голубков внимательно перечитал последний пункт заключения психологов, отложил докладную и взялся за рапорты службы наружного наблюдения.
За минувший день Ермакова навещали в больнице три человека: дочь Екатерина, представитель президента в ГК "Госвооружение" генерал армии Г. и подполковник ГРУ Тимашук, прикомандированный к "Госвооружению" и выполняющий обязанности начальника службы безопасности ЗАО "Феникс". Содержания разговоров с двумя последними зафиксировать не удалось, так как беседы велись не в палате, а в холле, куда Ермаков по его просьбе был вывезен в кресле-коляске. Визуально отмечено, что разговор объекта наблюдения с генералом Г. происходил на повышенных тонах и продолжался двадцать четыре минуты. Разговор с Тимашуком длился четырнадцать минут и носил инструктивный характер. Из ЦКБ Тимашук сразу уехал в аэропорт Внуково и вылетел вечерним рейсом в Читу.
В сводке, подготовленной для Голубкова аналитическим отделом, было выделено сообщение Душанбинской станции аэрокосмического слежения. В нем отмечалось изменение геостационарной орбиты американских разведывательных спутников "Гелиос-4" и "Гелиос-5". Новое положение орбиты позволяет вести постоянное наблюдение за объектами в Забайкалье, в том числе и за аэродромом Потапово.
Это был плохой знак. Очень плохой. Он означал, что каких-то серьезных событий следует ждать в ближайшие дни. Или даже часы.
Голубков приказал оперативному дежурному связаться с контрразведкой Забайкальского военного округа и выяснить дальнейшие передвижения подполковника Тимашука. В том, что Тимашук вылетит из Читы в Потапово, сомнений не было, но точность никогда еще никому не вредила. Вредила неточность.
О чем говорил Ермаков с экс-министром обороны? Почему разговор шел на повышенных тонах? Какой приказ получил от Ермакова подполковник Тимашук?
По нормальной логике выходило: задержать поставку очередной партии истребителей. Давать приказ об отправке "Мрии", зная о предупреждении ЦРУ, - это было самоубийственно. И для карьеры Ермакова, и для карьеры генерала Г., и для всего "Госвооружения". Не говоря уже об интересах России. Но и откладывать поставку после покушения и неприкрытой угрозы, прозвучавшей в словах Джаббара, было для Ермакова не менее самоубийственным. И уже не в переносном, а в самом буквальном смысле.
Но нормальной логикой здесь и не пахло. Столкнулись слишком крупные силы, задействованы слишком большие деньги. Без малого миллиард долларов. Миллиард! В такой массе деньги обретают новое качество, становятся чудовищной, неуправляемой силой. Мирное электричество превращается в плазму. В ней испаряется железо и сгорает алмаз. И никакого влияния на нее не могут оказать даже тысячи человеческих жизней.
Прозвучал зуммер внутреннего телефона. Оперативный дежурный доложил: