– Мне надо, чтобы мне никто не мешал. – Заметив наши обеспокоенные лица, добавила: – Никаких фейерверков. Это очень тонкая работа – мне надо, чтобы рядом никого не было, и особенно тебя. – Она ткнула в мою грудь пальцем.
– Пойдешь в беседку? – тихо спросил Сам, очевидно, о чем-то, знакомом только им.
– Да, – отстраненно ответила скелле и вышла.
Сам не сделал ни малейшей попытки следовать за ней, и я решил последовать его примеру.
Выбрав кусочек подкрашенной чем-то сизым пастилы, я набрал воды в стакан.
– Мне тоже сделай, пожалуйста, – попросил Сам и опять отошел к окну.
Приготовив пару стаканов, я присоединился к Саму, поставив напитки на широкий подоконник, вероятно, предназначенный примерно для такой же цели. Некоторое время мы помолчали, наслаждаясь пастилой, – она оказалась сладковатой, с сильным ароматом, напомнившим мне земные ягоды.
– Когда вы выходите? – я поинтересовался у хозяина.
– Надеюсь, что завтра. – Сам помолчал. – Ждем судно из Азура со специальным продовольствием для океана.
– Что это такое?
– Плавание долгое, еда портится. Чтобы сохранить, ее в готовом виде помещают в специальные горшки, запечатывают особой смолой, похожей на ту, из которой ты свои стекла делаешь, и выдерживают в особых печах. Такой горшок, если его не открывать, сохраняет мясо пригодным к употреблению месяца три, если не больше.
– А, понятно – консервы!
– Чего? – не понял меня Сам.
– Не бери в голову. Как вы их называете – горшки эти?
В ответ тот назвал слово, которое я мог бы перевести как свежачки или что-то подобное.
Сам отставил свой стакан и повернулся ко мне:
– Илия, у меня просьба. Пожалуйста, не иди на поводу у Аны. Я знаю, что она собирается вылетать чуть ли не сегодня. Полагаю, что это неразумно, но мне с ней очень тяжело спорить сейчас – ты понимаешь?
Я кивнул:
– Не волнуйся, Сам. Я не самоубийца. Самолет тоже требует осмотра и ремонта. Я постараюсь затянуть его, насколько возможно, потому что думаю, что на этот самый Угол нам было бы желательно прибыть одновременно. Если это невозможно, то надо постараться максимально сократить разрыв между нами и вами. Даже если все пойдет так, как видится Ане, лететь с младенцем на руках обратно я бы не рискнул. Пойми, у меня уже был ребенок – точнее, есть. – Я едва не вздрогнул, показалось, что прежний Илья изо всех сил попытался вырваться наружу, я внутренне сжался и продолжил: – Я помню, сколько возни вокруг него и как много заботы он требует, особенно в первое время. Не могу даже представить, как это будет выглядеть на борту самолета – шторм внутри, а не снаружи, и без возможности приземлиться и сбежать.
Подхватив свой стакан, я сделал большой глоток. Неожиданное появление призрака моей земной семьи, призрака меня самого, напугало. Настроение испортилось, и что-то заныло глубоко под сердцем. В тот момент, когда он едва не вырвался, Сам и Ана показались мне совершенно чужими, странными незнакомцами, а я почувствовал, насколько нелепо сам выгляжу, решая проблемы чужих инопланетян, как свои собственные. Нахлынувшие чувства быстро прошли, но, как говорится, осадок остался. Что-то внутри меня, по-видимому, все еще сопротивлялось новой реальности, воспринимая ее как фантастический сон.
20
Затея с маяками удалась. Перстень, унесенный посыльным на борт яхты, все еще можно было разглядеть через камушек в имении. Правда, искорка в глубине камня была настолько тусклой, что приходилось зажимать его в кулаке, чтобы что-то увидеть. Была, правда, еще одна проблема. Несложно разглядеть искру, зная, где примерно она находится, но найти ее, зная лишь, что она в зоне досягаемости, – было еще тем мероприятием. Приходилось долго вертеться, буквально сканируя пространство вокруг, для того чтобы обрадованно вскрикнуть, заметив быстрый росчерк в глубине камня.
Постепенно подготовка подходила к концу. Ана проявила неожиданное благоразумие и стоически терпела, как ей казалось, бесполезную трату времени, пока Сам готовил экипаж и яхту. Через два дня они ушли прямо в ночь, не дожидаясь рассвета. Искра в камне быстро угасла, и стало ясно, что найти с ее помощью судно в океане будет совершенно нереально. Мы проводили огоньки, растаявшие во тьме ночи, и отправились спать. Терпеть дальше становилось невыносимым не только для скелле, но и для меня. Когда ты уже знаешь, что делать, то ожидание подходящего момента для начала превращается в настоящую пытку. Три дня до вылета, несмотря на постоянную возню с самолетом, показались вечностью, и я старался избегать скелле, как только это было возможно, так как видеть ее и осознавать, что, по сути, ты ничего не делаешь, было невыносимо. Кажется, она испытывала схожие чувства – так или иначе, мы за эти дни встречались всего несколько раз.