Углём и атомом

В конце концов, в выкриках нервных докладов, найдя первую же подходящую отмель приемлемой, Уорден решился отдать приказ – выброситься на берег.

Хоть и «выброситься» сказать было бы не совсем правильно – на «самом малом» днище уныло зубовно проскрежетало, заскользило, носовая часть корабля чуть приподнялась, вползая на прибрежную гальку. Фактически просто сели на грунт, как шли, так и привалившись на правый борт.

Тем не мене, это спасло корабль от полного утопления и дало благодарную передышку, оставив беснующийся ночной океан за высокими сопками.

Искать виновных на стороне – знакомое свойство психики.

Фредерик Уорден – не исключение, и обоснованно считал, что в столь невыгодное положение (и это мягко сказано) их вогнали несуразные, неадекватные для той обстановки приказы, исходящие непосредственно от столичного куратора.

Впрочем, легче от этих самооправданий не становилось. Виновных потом назначат в Лондоне, и кэптен подозревал «кого». Но так или иначе, именно ему надо будет выбираться из этой отвратительной переделки.

Телеграф пока не удалось полностью починить. Хрупкий аппарат работал только на прием, и обнадеживающим фактором регулярно фиксировали шифротелеграммы от «Дрейка»… хриплыми помехами, слабым, пробивающимся через материковые возвышенности сигналом, но…

Но беда в том, что Джеллико представления не имел, где их искать.

И кэптен Уорден здраво принимал неизбежное – придется рассчитывать только на свои силы. Рассчитывать, что Джон Джеллико случайно заглянет в эти глухие места, было бы сомнительно. Тем не менее Уорден распорядился организовать пост наблюдения за морем и выбрать для этого оптимальную точку – на мысе при входе в бухту. В конце концов, и враг не дремлет.

С утра, едва забрезжил рассвет, чумной сигнальщик брандвахты случайно в бинокль высмотрел постороннего на близлежащей сопке, по виду охотника из местных. Всполошил вахтенных, поднял дежурных караульных.

Прежде чем организовали вылазку в погоню, предусмотрительный абориген исчез. Поиски ни к чему не привели.

На сумбурном (после ночных бдений) штабном совещании кто-то напомнил, что русские и тут, в северных широтах, имеют боевые столкновения с японцами. Появление аборигена могло быть случайным, но не исключали и дозорную разведку. А если по их душу?

Совершенно запоздало вспомнили, что до сих пор на стеньге мокрой тряпкой болтается «хиномару» – немедленно заменили на британский «юнион джек».

Выставили караул для обозрения ближайшей акватории. Организовали пикеты со стороны суши.

Саб-лейтенант, командующий отрядом морских пехотинцев, вообще предпочел устроить лагерь на берегу, несмотря на весьма мерзкую погоду, так как ремонтные работы на корабле создавали не меньше проблем. Учитывая, что кубрики его людей пострадали и были затоплены.

Эту сборную полуроту пехотинцев (на взгляд Фредерика, откровенного отребья, набранного по портовым кабакам) назначили на «Кресси» специально под миссию. Практически перед самой отправкой. Из-за них пришлось потеснить собственных матросов. В связи с чем… и в том числе, за время похода между пришлыми и членами экипажа уже неоднократно затевались драки. Судовой карцер не простаивал… как, кстати, и лазарет.

Поэтому Уорден только был рад на время избавиться от таких беспокойных соседей. Тем более что помощники из них в ремонтных работах оказались никудышные.

А для несения службы брандвахты на крейсере был свой штатный вооруженный личный состав.

Выставленного наблюдения за акваторией кэптен посчитал достаточным, зная, что больше ничего серьезного (в плане кораблей) у русских на севере нет. Не считать же бывший гражданский пароход, утыканный десятком устаревших и слабых пушек, существенной угрозой.

«Если русские про нас каким-то образом прознают… посмеют ли они повторить наш беспримерный ночной подвиг? – позволил себе легкую улыбку капитан, устало готовясь ко сну. – А уж днем выносные посты предупредят! И если уж вдруг что-то наметится, то не завтра, не послезавтра, и однозначно не ночью, а на рассвете – вот уж время для тайных и неожиданных дел. Впрочем, не в нашем случае. Кто о нас тут знает, кроме того, надеюсь, случайно забредшего алеута? И вообще сомневаюсь – был ли он? Не померещилось ли замученному вахтой сигнальщику?»

В общем, день прошел… тяжелый, занятый в напряженных работах, валящий с ног.

А далеко за после полуночи, уже на начало «собаки» сморенного, почти убитого сном Фредерика Уордена сорвали с койки сигналом и истошным криком вестового:

– Тревога! Русские идут!

– Это какие-то исчадия ада! – вскрикнул кэптен, выслушивая на бегу запыханный доклад, застегивая на ходу китель, громыхая ботинками по трапам. Если честно, не веря.

«Да как же так? Сначала “Рюрик” – что ж, я готов признать паритет. Достойный противник. Теперь же вообще нечто – ночной рейд вспомогательной посудины!»

А выскочив на палубу, убедился… и сразу опознал в лучах прожекторов – оно самое!

И флаг – распятый диагональный крест на белом!

– Да как же так? – вторил вслух, но вскрик давно тонули в грохоте орудий.