Углич

День на святую Троицу выдался красный. Мужчины и женщины шли в храмы, украшенные свеже-сорванными ветвями березы. Зеленые веточки были и в руках женщин. Аромат молодых березовых листьев непривычно смешивался с запахом ладана.

После богослужения березовые ветви бережно несли домой и ставили на видное место.

Девушки шли в лес, срубали березку, нарядно украшали ее цветами и лентами. Всё это сопровождалось пением обрядных песен.

Радуйтесь, березы,
Радуйтесь, зеленые!
К вам девушки идут,
К вам пироги несут…

Затем украшенную березку уносили в свою улицу или слободу, и вокруг нее водили хороводы. Под березкой угощались пирогами, яйцами, калачами, пряниками… Девушки тоже украшали себя цветами и веточками.

В селах с разукрашенной березкой ходили по полям. Затем втыкали ее в землю и устраивали пиршество среди цветущих или уже колосящихся хлебов. Остатки еды разбрасывали по полю, чтобы они обеспечили богатый урожай. Пресвятая Троица считалась покровительницей урожая…

Андрейка и Богдашка, побывав в слободской церкви, обусловились встретиться после обедни, когда Русин Егорыч вернется домой из соборного храма. В это время сенные девушки его закончат молиться в крестовой.

У ворот тына, на верху коих стояла икона Спасителя, караульных не оказалось: в праздничные дни они освобождались до вечера от дозора. Правда, ворота были замкнуты на железные засовы, но у калитки осмотрительный приказчик оставил сторожа. В нее-то и постучал Богдашка обычаем:

— Господи, Исусе[112] Христе, сыне Божий, помилуй нас!

— Аминь, — послышалось в ответ, и оконце калитки открылось, в коем показалось рябое лицо в торчкастой, огненно-рыжей бороде.

— Кого Бог несет?

— К Русину Егорычу с подарком.

Сторож окинул пытливым взглядом парней. В чистых белых рубахах, опоясанных кушаками, в цветных портках и в добрых сапогах из мягкой выделанной кожи. Оба парня показались сторожу знакомыми.

— Кажись, Богдашка Неведров да Андрюшка Шарапов.

— Угадал, Рыжан.

Рыжан получил кличку за свою редкостную бороду.

— А что за подарок, милочки?

Богдаша вытянул из небольшого полотняного мешка свое изделие и сторож даже зубами зацокал.

— Чудеса! Видел светильники, но чтоб такой затейливый… Русин Егорыч будет рад, проходите, милочки.

Приказчик и в самом деле остался доволен шандалом. Необычный, легкий, с маленькими фигурками лесных зверей, расписанный цветами и травами.

— Доброе изделье, — крякнул Русин Егорыч, но глаза его оставались недоуменными. Ему и во сне не могло погрезиться, чтобы люди из мастеровой черни принесли ему богатый подарок. Тут что-то не так.

Русин Раков был не только строг, но зачастую и суров с ремесленным людом. Самолично проверял пошлины, подати и различные повинности с каждой слободы. Спуску не давал. За малейшие недоимки наказывал десятских, сотских и старост, злейших же недоимщиков приказывал ставить на правеж[113]. Чернь, случалось, поднимала ропот, но приказчик умело и своевременно утихомиривал недовольных. И вдруг щедрый подарок… А, может, это подношение для того и сотворено, чтобы он, приказчик, поменьше вникал в дела кузнецов и медников, а то и всего ремесленного люда, коль вкупе с Богдашкой явился и сын гончара Шарапа. Но тогда почему не сам известный гончар?

Русин Раков ломал голову до тех пор, пока не молвил Богдашка:

— Ты уж прости нас, Русин Егорыч, но сей дар мы надумали преподнести твой златошвейке Полинке.

— Полинке? — пожал плечами приказчик. — Но в честь чего?

— Слава о ней далеко за Углич прокатилась. Вот и надумали мы ее малость порадовать. Как от мастеров искусной мастерице. Пусть думает, глядя на сей шандал в светлице, что Углич всегда помнит о ее прекрасной работе.

— А не лукавишь? Честны ли речи твои, Богдашка?

— Вот те крест, Русин Егорыч! Честные глаза вбок не глядят.

— Ну, ну. Передам Полинке.

— Хоть это и не дозволено, но хотелось бы в самые руки. Ты уж допусти, Русин Егорыч. Мы — от чистого сердца.

Приказчик замешкал с ответом. В кои-то веки было, чтобы чужие люди в девичью светелку вламывались. Но и отказать, кажись, негоже. Не сватать же девку пришли. Один женой недавно обзавелся, другой — сын Шарапа, кой строго блюдет дедовские обычаи. Пожалуй, можно и пропустить, не съедят Полинку. Да и подарок хорош!

— Ну, коль от чистого сердца, поднимемся.

Умельцы поклонились в пояс.

— Вот спасибо тебе, благодетель.

Впереди, сопя шишкастым носом, поднимался по лесенке Русин Егорыч, за ним — Богдашка, сзади же — Андрейка. Сердце его бешено застучало. Наконец-то он увидит полюбившуюся девушку.

Перед самой светелкой Богдашка резво обернулся и протянул шандал в руки друга: сам-де передашь. Андрейка кивнул. Господи, через какую-то минуту он протянет ладушке шандал. Он весь был переполнен счастьем.

Глава 20 ЧУДЕСА В ЯМЩИЧЬЕЙ ИЗБЕ