Углич

Дело поступило в Святейший Синод. В Тобольске создали комиссию «для изыскания свидетельств, подтверждающих подлинность ссыльного колокола». Комиссия установила, что колокол не тот. В возвращении колокола было отказано.

После первой попытки вернуть в Углич колокол, прошло еще немало нет. Приближалась трехсотая годовщина со времени его ссылки. Угличане уже не помышляли о возвращении к этому юбилею его «первоссыльного неодушевленного», так как твердо были уверены, что в Тобольске, у архиерейского двора, висит другой колокол.

Может быть, опальный колокол и вовсе был бы предан забвению, если бы не вспомнили о нем угличские земляки, проживающие в Петербурге.

После долгих исследований, изысканий, переписок, споров в печати, заседаний в Тобольске и Синоде, указ о возвращении колокола был получен в Углич 27 октября 1891 года…

И вот пароход подошел к пристани.

«20 мая 1892 года, в 11 часов, во время перенесения колокола с парохода на южный вход паперти Спасо-Преображенского собора, двухтысячная толпа народа сопровождала колокол при неумолкаемом „Ура“!.. На всю остальную часть ночи избран был из числа граждан… почетный караул в присутствии двух полицейских надзирателей… 21 мая к окончанию в соборе божественной литургии, около десяти часов утра колокол повешен был на особо устроенном перекладе, а в собор прибыло всё городское духовенство и все представители городского и общественного управления. По окончании литургии духовенство в преднесении святых икон Преображения Господня, Югской богоматери и святого царевича Димитрия вышло на соборную площадь и здесь совершило благодарственное Господу Богу молебствие…

Протоирей собора произнес перед молебном речь:

„Святая истина и правда, по древней мудрой русской пословице, ни в воде не тонет, ни в огне не горит… Древний колокол снова явился в том месте, где пролита невинная кровь страдальца. Возблагодарим же Бога, возвратившего нам по молитвам святого страстотерпца царевича Димитрия этот дорогой для угличан памятник“».

По-другому реагировали на это торжество ученые и журналисты:

«И вдруг оказалось, что эта прекрасная эпопея или, проще говоря, вышло много шуму из ничего. Колокол оказался не настоящим ссыльным, а совсем другой, имеющий с ним общего только один вес — 19 пудов.

Каково было узнать об этом!.. Знаменитые русские ученые, осмотревшие колокол, с первого раза усомнились в его подлинности: и форма не та, и надпись на нем не XVI, а XVIII века. Сомнения их и подтвердились и летописными указаниями, из которых ясно, что в 1677 году, то есть 215 лет тому назад, во время большого тобольского пожара угличский колокол вместе с другими „раздался, растопился без остатка“… Спустя много лет из разных кусков был вновь отлит похожий колокол. Таким образом, всё было напрасно: и тоболяки печалились напрасно, и угличане хлопотали, тратились и торжествовали напрасно, им возвратили совсем другой колокол, позднейшего литья».

А перед отцами города Углича стояла сложная проблема: где этот колокол, эту «святыню» повесить, чтобы он служил укреплению в простом народе православной веры. Предложений было много. Ярославский губернатор дал указание угличскому городскому голове: «Все предложения по сему предмету представлять мне и не дозволять без моего разрешения каких-либо близ дворца построек». Позднее губернатор распорядился «поместить колокол для безопасности в музее на перекладине». Что и было сделано.

* * *

Изведав о том, что «Мишеньку» взяли за пристава, заковали в кандалы и увезли пытать на Москву, Полинка кинулась из светлицы в покои Ракова.

— Отпусти меня, Русин Егорыч! Христом Богом прошу!

— Да что с тобой, оглашенная?

— На Москву побегу, за Мишенькой. Всё ему будет полегче!

— Да ты в своем уме, девка? Глянь на пузо своё, вот-вот разрешится от бремени. Совсем рехнулась. Князя тебе больше не видать, как собственных ушей.

— Увижу! Опрометью побегу и догоню злодеев! — не отдавая отчета своим словам, горячилась Полинка, порываясь выскочить из двери.

Русин Егорыч с силой усадил девушку на лавку и строго произнес:

— Остынь, девка! Твой Михайла уже за сто верст от Углича. А тебе пора повитуху[161] звать. Опомнись!

Полинка, заливаясь слезами, вернулась в светелку, а на другой день она родила сына. Хоромы приказчика огласились криками младенца.

Русин Егорыч озаботился. Далее держать Полинку в светелке нельзя. Отвести ей отдельную горницу? Слух пойдет: от кого незамужняя женщина мальчонку родила? Да чего там — от кого? Шило в мешке не утаишь. Наверняка многие догадались, почему Михайла Нагой к приказчику зачастил. А Михайла ныне — первейший недруг Борису Годунову. И тот, кто приютил его полюбовницу, может угодить в опалу. Надо, пока не поздно, избавиться от Полинки. Своя-то жизнь дороже.

И дня не прошло, как приказчик позвал к себе златошвейку и молвил:

— Нельзя тебе здесь оставаться с чадом своим. Ступай в свой отчий дом. Намедни проезжал мимо. Целехонька твоя изба. С голоду не помрешь. Выдам денег тебе на пропитание. Я, чай, не живоглот. Вняла ли словам моим, девонька?