Угасающий свет

Друг окинул меня уже привычным мне сочувствующим взглядом и, по-видимому, в очередной раз решил дать мне еще немного времени.

– Возвращайся, как будешь готов. Вся команда ждет тебя.

– Я помню. Как семья?

– Хорошо, – Чарли кивнул в знак благодарности за вопрос, – приходи в гости, будем рады.

Я тоже кивнул.

– А как там твоя… ночная жизнь?

Я усмехнулся. Смущение друга при разговорах на эту тему забавляло меня.

– Активно продолжается.

Чарли покашлял и почесал затылок. Надо отдать ему должное, при всем своем неверии в мою способность управлять собственными снами, он исправно задавал дежурные вопросы, стараясь проявлять уважение к слишком поглотившему меня, по его мнению, хобби.

– Чем занимался сегодня? – он силился звучать буднично, будто спрашивал, как прошел мой день или какие у меня планы на вечер. Готов поспорить, в тот момент он не смог бы ответить, кого считает большим идиотом – меня за мои глупые фантазии, или себя – за то, что потакает своему инфантильному другу.

– Сегодня, мой дорогой товарищ по приключениям, мы спасали город от инопланетного вторжения.

Чарли выпятил нижнюю губу и поднял брови, чуть склонив голову набок и оценивающе кивая.

– Спасли?

– Ценой некоторых жертв.

Он опять прокашлялся, прежде чем спросить:

– А девушка?

Усмешка сошла с моих губ, а в груди, под ложечкой, что-то неприятно сжалось. Ее не было всего одну ночь, а страх того, что она больше не придет, уже прочно поселился в моей голове.

– Не видел ее сегодня.

– Надоело?

Я непонимающе нахмурился, и Чарльз поспешил пояснить:

– Это же твои сны. Ты видишь то, что хочешь видеть. Я так себе это представлял.

– Все немного сложнее.

– Да, это же целая наука, – как обычно после нескольких минут разговора о моих снах Чарльз все-таки начал терять терпение, и я с неохотой взял все еще лежавшую на столе папку. Пальцы невольно дрогнули, коснувшись знакомой шершавой текстуры картона.

– Рассказывай, что тут. Раз уж принес.

Ни перестановка кадров в отделе полиции, ни новое дело не убедили меня вернуться, и Чарли, несолоно хлебавши, отбыл на работу. А я отправился домой по своему излюбленному маршруту, который прибавлял ко времени пути без малого час. То есть в совершенно противоположную от дома сторону, ведь квартира моя находилась всего на десяток этажей выше кофейни, на пороге которой мы с Чарли распрощались.

Листья всех оттенков желтого крутились под ногами, подгоняемые легким, но уже набирающим жесткость осенним ветром. Прилавки магазинов по обе стороны улицы погрязли в призванных пугать и одновременно заманивать прохожих чучелах и паутинах, скелетах и привидениях. Конечно, не обошлось и без большущих рыжих тыквенных голов, манящих своей безобразной, безумной улыбкой.

Я остановился у невысокого, почти неприметного здания, которое было неотъемлемой частью моего ежедневного маршрута. Серые стены, серые окна и такого же скучного цвета потрепанная дверь еще больше меркли на фоне огромной золотой статуи, венчавшей крышу пятиэтажки. Это был ангел с распростертыми крыльями, который, вскинув голову и сложив руки в молитвенном жесте, шагал навстречу краю.

Шагни он взаправду, что произойдет? Взмах крыльями, рывок и долгожданный полет навстречу звездам? Или стремительное падение, крах всех надежд?

Я сощурился, стараясь не сводить со статуи глаз. Чем больше я смотрел на нее, тем больше мне казалось, что она притягивает и поглощает весь свет вокруг себя. Вся улица померкла, побледнела. Даже грозные головы будто растеряли свой фирменный раскрас, и теперь он покорно добавлял сияния раскинутым величественным крыльям.

Когда-то, когда я был совсем ребенком и жил в той же квартире неподалеку отсюда, это место казалось мне самым страшным на всем белом свете. По ночам я видел во снах, как ангел клонится на крыше и медленно падает вниз, а я стою ровно под ним, не в силах пошевелиться. Все вокруг погружается во тьму, и лишь зловещий колосс светится все ярче, неумолимо приближаясь.

Но он давно перестал пугать меня. И даже сны теперь подвластны моему сознанию. Теперь он – лишь яркое пятно, привлекающее внимание к почти ничем не приметному зданию. Пятно, которое остается неподвижным, сколько бы я ни смотрел на него, щуря слезящиеся от ослепительного блеска глаза.

Я поморгал, перевел взгляд на одно из окон третьего этажа и улыбкой поприветствовал тусклый оранжевый огонек, едва различимый за стеклом при свете дня. С улицы мне не был понятен источник этого света, как и его форма. Но теплое мерцание манило, увлекало, и мне нравилось думать о нем, как о своеобразном маяке. Я приходил сюда день ото дня, стоял, прислонившись к холодной каменной стене дома напротив пятиэтажки и смотрел на него, пока мне не начинало казаться, что в целом мире нас лишь двое – я и этот теплый, дарующий надежду светоч.

Идея маяка так увлекла меня, что с тех пор, как я заметил его с месяц назад, он стал неотъемлемой частью путешествий по мирам моих снов. Наших с Джилл путешествий.