Обалдеть можно, сколько совпадений в двух наших судьбах! Вот и я тоже…
– Ну, что написано? – нетерпеливо спросил жрец.
И я, как можно буквальней, стала старательно переводить всю эту галиматью про угсомол, доллары и перманентную революцию. У жреца, похоже, крышу начало сносить – а что, сам напрашивался. Вот пусть и слушает теперь, и принимает за божественную премудрость.
Наконец, подготовка к путешествию была завершена. Листки Жрец у меня, естественно, отобрал. Интересно, их он не счел оскверненными моими прикосновениями? Или ради возможности узнать, что в них написано, очередное мое кощунство он предпочел не заметить? Или теперь уже вроде как все прошло? Ну прямо совсем как у нас нравы – если нельзя, но очень хочется, то можно. И даже нужно.
Сопровождаемая тюремщиками, я вновь прошла недавним путем, на сей раз от храма к пристани, спустилась по скрипучим, играющим под ногами доскам на палубу, послушно забралась в трюм, к счастью, имевший небольшое оконце наверху, и устроилась у стены, в самом центре теплого солнечного пятна. Что там дальше будет – неведомо, а пока надо как следует отдохнуть и набраться сил перед дальнейшим испытанием.
30
Нечего было и думать о том, чтобы догнать самое лучшее гребное судно Арвада – наше угаритское суденышко заметно уступало местным кораблям и по числу гребцов, и по площади парусов, да и капитан мой наотрез отказался выходить в море до утра. Во-первых, мы бы не успели до темноты не то, что до Библа, а даже до какой-нибудь промежуточной стоянки, а во-вторых, у него в Арваде были свои коммерческие дела. Призывы и посулы успеха не имели – оставалось только ждать утра на нашем судне…
Тем более, что жрец, похоже, не собирался оставлять нас в городе. Нас отвели обратно на пристань, принесли лепешек и кислого пива (вина и мяса пожадничали, подумал я – значит, не слишком-то верят в мое вестничество), и пожелали, чтобы завтра с утра боги моря были бы к нам благосклонны. Трудно было выразиться яснее.