Наконец, на площадь вышел из какой-то боковой улочки седовласый старец, которому вся наша компания поклонилась в пояс (Венька лишь слегка склонил голову, а я от неожиданности изобразила что-то вроде реверенса). И тут старец сам опустился на колени – казалось, было слышно, как поскрипывыают его суставы. И не только на колени, он пал лицом на землю, и все наши спутники на всякий случай последовали его примеру. Ну вот, опять начинается, – с тоской подумала я.
– Господин наш Бин-Йамину, госпожа наша Йульяту, да продлят боги ваши дни, да благословят они вас, да найдем мы милость в очах ваших, – обратился он к нам с торжественной речью, не вставая с земли, – повелевайте, ибо давно ждет вас город ваш, и да будет милость богов с вестниками богов, и с нами, рабами вашими.
– Откуда это вы нас знаете? – от удивления я задала вопрос по-русски.
– Подожди, Юль, сейчас разберемся, – смущенно пробормотал Венька и вступил в переговоры со старцем. Уже через полминуты ему удалось поднять его на ноги, а минут через пять мы все сидели на какой-то каменной приступочке, и о чем-то долго и невыносимо занудно беседовали… Точнее, беседовал Венька, а я недоумевала, когда закончится эта бодяга, и будет ли слишком невежливо, если я вот так вот запросто сейчас встану и наведаюсь в этот их мавзолей, чтобы проверить – есть там переход или нет?
А если есть – без Веньки возвращаться не годится, решила я и осталась сидеть, рисуя подобранным прутиком узоры на утрамбованной уличной пыли.
19
– Откуда ты знаешь нас? – спросил я его на том же иврито-финикийском языке, на каком общался с Ибирану.
– Как мне не знать тех, кто приходил! – ответил он по-угаритски. Этот язык я понимал все-таки довольно плохо.
– Ты говоришь на языке Тира и Сидона?
– Разве господин мой Бин-Йамину забыл язык Угарита? – спросил он, сразу же переходя на финикийский, – впрочем, и верно. Много прошло дней, удача и величие перешли к Араду и Библу, к Тиру и Сидону, а с ними и богатство, и слава. Вот и вестники богов Бин-Йамину с Йульяту говорят теперь на их языке. Они забыли язык угаритян.
– Подожди, как мы могли забыть то, чего не знали! Мы никогда не были здесь прежде.
– И верно, – отозвался он, – разве назовешь Угаритом эту унылую пустошь, на которую пролился гнев богов? Вы не были в этом городе, господин мой. Вы были в Угарите славы и величия.
– Мы не были никогда ни в каком Угарите, – ответил я предельно ясно и четко, – мы не боги, не дети богов и не вестники богов. Мы люди. Мы пришли из будущего.
– Вы пришли к нам, – согласился жрец, – а словом «будущее» ты называешь гору Цафон? Или другую священную гору? Или дворец на небесном своде, где живут блаженные?
– Этим словом я называю то, что будет, – ответил я и сам смутился. Дело в том, что во всех этих языках нет никакого будущего времени. Скажешь «йихье» – но это не только «будет», но и «бывает», и «есть», а порой даже «было».
– То, что было, – отозвался жрец, – вы пришли из того, что было. Вы уже были здесь, и дед моего деда видел это своими очами, и теперь вы пришли снова.
– Мы не были здесь, – упорствовал я, – а будущее только будет. Его не было.
– Мне не понять твоей речи, – ответил жрец, – было или не было?
– Подожди, подожди. Вот у тебя есть сын?
– У меня двое сыновей и двое внуков. Это не считая женщин.
– У твоего младшего внука нет еще сына?
– Как нет? Есть в его чреслах его сыновья, и сыновья его сыновей, и…
– У него нет рожденного сына, так?
– Нет, он еще очень мал.
– Смотри… когда у него есть сын, и внук, и внук его внука, и внук внука его внука – это будущее. Внук внука внука внука… увидит будущее, из которого мы пришли.
– Конечно, увидит, – согласился он, – мы всегда видим то, что перед глазами. Он увидит и услышит, потому что мой сын расскажет своему сыну. Я тоже вижу и слышу это, потому что мой отец возвестил мне. Значит, «будущее» – это то, о чем нам поведали предки. Это и есть самое важное на свете. Мы видим «будущее», из которого вы пришли.
– Нет, ну как ты не понимаешь… Вот смотри. Зайдет солнце, будет ночь, так?
– Всегда так бывает.
– Потом будет утро, и новый день, и новая ночь.
– О, да. Значит, «будущее» – то, что бывает всегда, с тех пор, как отделилось небо от земли и были назначены судьбы всему живому. Мы видим и знаем его.
– Опять не то… вот смотри, ты насадил виноград. Он вырастет и даст плоды. Сын твоего внука будет пить вино из этого виноградника. Вот это вино и есть «будущее».
– Зачем, – рассмеялся он, – говорить о том, чего нет? Нам неведом вкус этого вина. Но мы знаем, какое вино пили наши предки. То, что есть – перед глазами человека. Дней моих пять десятков и четыре года, и я знаю каждый из моих дней, мне ведом вкус моего вина, и вкус моего хлеба. И мой сын знает вкус моего хлеба. И мой внук знает. Но никто не может знать вкус хлеба, которого нет.
– Но мы же смотрим вперед…