Шерочка с Машерочкой озадаченно переглянулись, но предлагать помощь не стали. Достаточно было взглянуть, с какой нежностью и осторожностью петроградец выколупывает свернувшуюся клубком вещевичку из кресла и как та в полусне обнимает его рукой за шею, тихонько пробормотав: «Домой?», — чтобы понять, что стороннее участие тут излишне.
— На свадьбу-то позовёшь? — не удержался всё-таки от насмешки Шерепа.
— Куда я денусь! — улыбнулся Натан в ответ. — Дверь придержи, гость дорогой. И запереть за собой не забудь. Засаду бы тут оставить…
Так и доехали: Машков с уликами в охапке, Титов — с девушкой. На попытку последнего поучаствовать в доставке улик оба Владимира только одинаково зашикали, отправив его с ценной ношей домой.
Поручик по дороге с тоской вспоминал баню, которую обещалась затопить хозяйка, и понимал, что та откладывается на неопределённый срок. Однако он слишком плохо знал Проклову: упрямая вдова решила, что для бани никогда не поздно, поэтому тут же бесцеремонно загнала туда так до конца и не проснувшуюся вещевичку, а через час и до Титова очередь дошла.
В общем, после такого дня, да ещё хорошо пропаренный, Натан уснул, кажется, еще по дороге к постели и проспал безо всяких снов и тревожных мыслей не только первых петухов, но и вторых, и даже третьих, и с трудом продрал глаза лишь к десяти часам, и то только благодаря хозяйке, заволновавшейся о постояльцах — не влетит ли им на службе.
В конечном итоге в Департамент Титов с Брамс заявились уже к полудню. Впрочем, ничего интересного они не пропустили: о засаде ещё с вечера распорядился Машков, а документы в наволочке дожидались своего часа. Покосившись на них, поручик решил, что подождут ещё, а случаем следовало воспользоваться: в двадцать третьей комнате в этот момент, помимо них с Аэлитой, присутствовала только Михельсон, к которой у него имелся ряд вопросов. Не по существу, сводящихся больше к сакраментальному «и как вам не стыдно?», но задать их всё равно хотелось.
— Ну что, Элеонора Карловна, рассказывайте, — насмешливо проговорил поручик, усаживаясь через стол от делопроизводительницы и разглядывая ту поверх пишущей машинки.
Женщина с невозмутимым видом смолила папиросу, читая колонку в сложенной пополам газете. Отгораживаться от начальника она не стала, глянула на него искоса, выпустила ноздрями дым и с мечтательным видом заговорила:
— Когда я была юна и невинна, за мной ухаживал один пехотный офицер…
— Погодите, какой еще офицер, вы о чём? — растерянно уставился на неё Титов.
— Ну, ты же велел рассказывать, а что — не уточнил, — ехидно парировала Михельсон.
— М-да, упущение, — хмыкнул Натан. — Ну, в таком случае, ответьте хотя бы, вы человек? Ведьма?
— Каждая женщина немного ведьма, — расхохоталась Элеонора. — Ну и я, конечно, тоже, в меру своих скромных талантов. Опыт, его, знаешь ли, не пропьёшь. Во всяком случае, так люди говорят! — она назидательно воздела папиросу.
— Я бы с радостью поупражнялся с вами в остроумии, но, увы, — он выразительно кивнул на стол с наволочкой на нём. — Вы ведь всё… ладно, просто многое знаете о Нави, Яви, середниках. Я прав? Ваши бесконечные намёки и оговорки наконец-то собрались воедино.
— Ох, Титов, ну какой же ты занудный порой, — усмехнулась Михельсон, закусила мундштук и перегнула газету на другую сторону, пробегая строчки глазами. Поручиться, что она вообще понимает написанное, а не делает вид, Натан не мог. — Ну знаю, и что? Легче тебе от этого станет, если узнаешь?
— Представьте себе, да, — спокойно согласился он.
— Вот же пёсья душа, след почуял — не отцепится, — беззлобно проворчала Элеонора. — Алечка, не водись с ним: с таким мужем никакой личной жизни не будет!
— Что? — рассеянно отозвалась Брамс, которая решила не тратить время зря, а занялась изучением показателей умбры, снятых вчера Машковым в особнячке. Потом, видимо, осознала сказанное делопроизводительницей и озадаченно нахмурилась: — А какая мне нужна личная жизнь? И что с Натаном не так, вы же меня сами ему сватали…
— Я пошутила, — вздохнула Элеонора, махнув на вещевичку газетой. — Ну, допустим, ведьма. И что тебе из этого?
— Для начала достаточно признания факта, — усмехнулся Титов. — А дальше у меня к вам множество вопросов. Например, почему вы, зная подлинное положение вещей, вместе со всеми терпели Валентинова и не постарались от него избавиться? Кстати, где он?
— Так он тебе и явился, да. Один раз ты ему уже лицо начистил, а теперь, как вы силу почуяли, он тебя вовсе десятой дорогой обходить станет. Скорее уж можно рассчитывать, что он от нас теперь сам сбежит. А вывести… Кто тебе, Титов, сказал, что я добрая ведьма? — ухмыльнулась Михельсон.
— Интуиция, — невозмутимо отозвался тот, не поддаваясь на провокацию. — И опыт общения с вами.
— Ишь ты. Ну не могла я влезать. Когда середника нет, лезть в чужие дела можно, только если кто-то опасное чего творит. А Валентинов жрал аккуратно, ни разу даже не подошёл к границе дозволенного, так что и придраться не к чему.
— Ну а просто организовать остальных и выжить его? — продолжил настаивать поручик.