Уездный город С***

– Не стоит, – махнула рукой Брамс, оценив толщину стопки и некоторую неуверенность младшего урядника. – Мы поступим проще.

С этими словами девушка проворно открыла висящий у бедра тубус и извлекла из него тонкую резную флейту. Под любопытным взором дежурного поднесла к губам, прикрыла глаза. Репица аж подался вперёд от нетерпения, жадно глядя на тонкие белые девичьи пальцы и ожидая, что вот сейчас они сотворят нечто волшебное, прекрасное…

Флейта взвизгнула столь резко и пронзительно, что дежурный отпрянул в испуге, едва не опрокинувшись вместе со стулом, а затем и вовсе крепко зажал руками уши: Аэлита Львовна не ограничилась несколькими взвизгами и с безмятежным видом продолжила терзать инструмент, извлекая из него противоестественные, жуткие звуки.

Пытка, к счастью, длилась недолго. Брамс отняла от губ флейту, не сводя внимательного взгляда с пишущей машинки, и та спустя пару мгновений разразилась тревожным стрекотом, тем более странным, что клавиши и молоточки её оставались в покое. А через мгновение в нутре машинки что-то звякнуло, и вдруг сбоку клацнула крошечная дверца, из которой выстрелила длинная лента из жёлтой бумаги, точь-в-точь телеграфная, и, подобно телеграфной, испещрённая круглыми дырочками, складывающимися в затейливый непонятный узор. Аэлита уверенным движением оборвала ленту, закрыла дверцу, погладила кончиками пальцев лакированный бок печатной машинки, будто благодарила.

– Занятно! – не удержался от замечания Репица, наблюдая, как девушка медленно тянет перфоленту между пальцами, ощупью перебирая дырочки, будто читая, и с отсутствующим видом глядит куда-то в пространство перед собой. – Не думал, что она такое может.

– Она умница, – рассеянно улыбнулась Брамс.

Собственно, главной обязанностью вщевички в полиции и являлась вот эта машинка и остальные вщи, выполнявшие сторожевую, защитную и учётную задачи. Талантливая девушка с большим интересом следила за всеми новинками и последними мировыми веяниями, неустанно совершенствовала своих подопечных и тем позволяла считать здание Департамента неприступным: даже Охранке было до такого уровня далековато, что являлось особым предметом гордости полицмейстера. А что талантливая и незаменимая вщевичка желала считать себя следователем и предпочитает числиться служащей уголовного сыска – так чем бы дитя ни тешилось, Чирков был согласен и потерпеть.

Аэлита вновь погладила пишущую машинку, кивнула дежурному и, молча развернувшись, двинулась обратно в недра Департамента.

Служащих уголовного сыска в здании сейчас оказалось пять человек, не считая самой Брамс, и начать поиски девушка решила, на всякий случай, со всё той же двадцать третьей комнаты, логова уголовного сыска города С***.

Большое помещение с высоким сводчатым потолком и окнами на запад выглядело одновременно необитаемым, как старая кладовка с рухлядью, и до странности уютным, как с любовью обустроенная гостиная в родительском доме. Несколько разномастных письменных столов и конторок, которые роднила между собой их потёртость, терялись в затейливом лабиринте книжных шкафов. Закрытая спинами стеллажей и незаметная от входа, в дальнем углу пряталась старая тахта, застеленная линялым ковром, подле которой имелся простой, грубо сколоченный стол о четырёх ножках с возвышавшимся посередине примусом.

Не объяснить в двух словах, почему следователи по уголовным делам города С*** квартировали именно в этом необычном помещении, пребывающем в столь странном беспорядке. Это был неизбежный и в чём-то закономерный результат постепенного исторического процесса.

Начинался сыск с двух человек, которые помещались в небольшом светлом кабинете; с ростом города и губернии штат расширялся, следователи перебирались из помещения в помещение со всеми пожитками. Восемь лет назад уголовный сыск занимал три комнаты в разных концах здания, и тогда одновременно в двух из них случился ремонт: в Департамент полиции приползла новая электрическая проводка.

Выселенных сыскарей временно переместили в просторную двадцать третью комнату, прежде являвшуюся частью архива, потихоньку к ним перебрались и остальные товарищи с привычной, родной мебелью – и именно здесь уголовный сыск С-ской губернии неожиданно обрёл уютный дом, мир и покой, впоследствии наотрез отказавшись перебираться куда-то ещё.

Порой полицмейстер заводил речь о наведении порядка – дескать, нехорошо это, не может гордость полиции иметь столь непрезентабельную наружность, однако следователи слишком серьёзно тут обжились и потому накрепко упёрлись. В настоящее время между сторонами действовал негласный договор, устраивавший всех: Чирков обходил двадцать третью комнату дальней дорогой, а её обитатели по возможности общались с гражданскими и служащими иных ведомств в других помещениях, имевших более солидный вид.

В логове уголовного сыска обнаружилось трое.