Удивительный взгляд (ЛП)

— Унижение — это Ваша выдумка, миссис Уэстлейк. Нет никакого стыда в том, что Провидец ошибается в отношении Сна или Видения. Я понимаю, что их очень сложно интерпретировать правильно. Вы были той, кто решил продолжать настаивать не только на том, что я занимался бизнесом, как какой-то обычный торговец, но и на том, что я был растратчиком и вором, когда все доказательства говорили иначе.

— Доказательства, которые вы сами и предоставили.

— А затем заставил себя казаться расстроенным этим обвинением, — голос лорда Эндикотта продолжал звучать грустно, без злости и это разъярило Софию. Почему он играл с ней в эту игру? Разве он не был удовлетворен тем, что ее репутация в правительстве была разрушена? — Я действительно не хочу быть вашим врагом, миссис Уэстлейк, но если ваша гордость…

— Больше ничего не говорите, — прошептала София. Конечно, все, кто танцевал в десяти футах от нее, могли почувствовать волны гнева, излучаемого ею, как тепло от летнего тротуара. — Вы виновны. И мы оба это знаем. Вы нашли способ скрыть свою вину. И это мы знаем. Я потеряла свою должность, благодаря Вам, и теперь правительство считает меня ненадежной и иррациональной. Я ничего не могу сделать, чтобы изменить мнение о себе. У меня есть только один путь — оставить все позади… и никогда больше не пересекаться с Вами. Так что нет смысла продолжать этот фарс.

— Простите меня за то, что огорчил Вас, — сказал лорд Эндикотт. — Я хотел только предложить перемирие, но вижу, что ненависть ко мне помутнила Ваш рассудок, — он снова улыбнулся ей, все еще изображая печаль, но в его глазах читался восторг от ее гнева.

Если бы только она решилась ударить по этому прекрасному лицу! Ярость наполнила ее, не позволяя говорить, и за это София была благодарна, потому что все, что она сказала бы сейчас, несомненно, переросло бы в крик.

Она автоматически двигалась в ритме танца, не глядя на своего партнера больше, чем это было необходимо. Он пытался заговорить с ней один или два раза. Девушка продолжала игнорировать его, и, наконец, он замолчал. Если у Софии и были какие-то сомнения в его характере то, его преднамеренные мучения подтвердили, что он был аморальным, бездушным злодеем, который, не удовлетворившись победой, был вынужден продолжить ее мучить.

Так он и сделал. Мужчина убедил всех, что он являлся невинной жертвой. Лорд Эндикотт был красив, каким только мог быть Целитель. Он говорил гладко и с большим чувством. Знал, как скрыть свои проступки ото всех, кроме Софии; и ее знание о его преступлении было неуместным. Также, то, что лорд был политически могущественным, только придавал больший вес его словам, по крайней мере, по-отношению к военному ведомству. Если бы София не знала правду, если бы не была уверена в своей вине, она могла бы подумать, что он действительно заинтересован в установлении мира между ними.

Она выдержала остальные танцы, и мужчина сопроводил ее туда, где Сесси сидела в полном одиночестве. Лорд Эндикотт поклонился и ушел, не сказав ни слова. Ceсcи наблюдала за ним, совершенно не скрывая свой ужас.

— София, не говори мне, что приняла его приглашение на танец! — воскликнула она тихим голосом.

— Леди Давериль стояла прямо здесь. У меня не было выбора. О, Сесси, разве мы не можем уйти? — София была в ярости, что враг мог так легко ее переиграть. Она была настолько взбешена, что не могла находиться в этой душной, переполненной, шумной комнате с этими ужасными людьми.

— Конечно, дорогая. Позволь мне договориться об экипаже.

Сесси ушла, а София осталась ждать, чувствуя себя слишком уставшей, чтобы двигаться. На неё все также бросали взгляды, но никто не останавливался, чтобы поговорить с ней. Никто не пригласил её на танец. Девушка чувствовала себя изгоем, как если бы лорд Эндикотт действительно распространил слухи об ее «ошибке» и выставил себя оскорбленным и невиновным.

Но не было ничего, что она могла бы сделать, кроме как избегать дальнейших встреч. Он все еще мог обнародовать все: девушка никогда не понимала, почему мужчина решил не делать этого, поскольку не было никакого давления, которое могло оказать военное ведомство. И София могла признать, что благодарна за то, что не страдает от публичного унижения и остракизма. Но она скорее умрет, чем признается в этом.

Их поездка домой была спокойной. Внутренние переживания Софии удерживали ее слишком занятой, чтобы говорить, и она подозревала, что боль Сесси усилилась. Они расстались в общей комнате, не заходя в спальню. София быстро разделась, затем забралась в постель и натянула одеяла до ушей. Время, проведенное в прекрасном теплом Лиссабоне, отучило стойко переносить холодную зиму, и она вздрогнула, когда ее тело медленно приспосабливалось к простыням, которые нагрели углями.