Эти результаты изначально были получены не для птиц, а для млекопитающего – прерийной полевки, одного из считаных видов млекопитающих, особи которого образуют пары на длительный срок и вместе заботятся о потомстве. Во время секса окситоцин и вазопрессин вырабатываются в мозге полевки, способствуя моногамии и укрепляя ее: окситоцин – у самки, вазопрессин – у самца. Но если в экспериментальных целях выработка этих двух гормонов блокируется, узы между полевками не возникают. И наоборот, даже без спаривания инъекция двух гормонов приводит к возникновению связи. Еще примечательнее другой момент: когда ученые внедряли ген, стимулирующий выработку вазопрессина, самцам другого, немоногамного вида полевок, – луговой полевки, – у них обнаружился значительный рост склонности образовывать моногамные пары с самками, позволяя предположить, что формирование привязанности в паре зависит от единственного гена. Исследователи, проводившие эту работу, настойчиво подчеркивают предварительный характер этих результатов и утверждают, что экстраполировать их для других видов следует с осторожностью, однако эти результаты указывают на существование механизма, который связывает моногамное поведение и систему вознаграждения мозга[317].
Нам еще не известно, наблюдаются ли подобные процессы у птиц. В настоящее время две группы ученых занимаются этим вопросом, объект исследований обеих групп – моногамные зебровые амадины. Хотя уже удалось выявить у них нейрогормональную активность в соответствующих участках мозга, до сих пор неясно, происходят ли у зебровых амадин те же процессы, что и у прерийных полевок. Исследования продолжаются, так что вскоре это должно выясниться[318].
Система вознаграждения играет центральную роль во всем, что делаем мы, люди. Именно она побуждает нас действовать – поэтому мы едим, занимаемся сексом, и поэтому некоторые из нас наблюдают за птицами. Однако величайшее наслаждение, какое только может испытать человек (точнее, большинство людей), – эмоциональный опыт, связанный с любовью и страстью. Любовь может быть романтической или родительской, в обоих случаях развивается «привязанность» или узы между партнерами или между родителями и потомством. Конечно, романтическая любовь обычно приводит к физическому желанию и страсти. Адаптивное объяснение для любви предложить легко: два индивида, действующие сообща, более эффективны и успешны в выращивании потомства, чем особи с какой-либо другой системой размножения – по крайней мере, в определенных экологических условиях[319].
Птицы тоже известны моногамностью, под которой я подразумеваю, что они выделяются среди животных размножением в парах: самка и самец объединяют усилия, чтобы вместе вырастить потомство. В обзорной научной работе, проведенной в 1960-х годах, Дэвид Лэк установил, что свыше 90 % из 10 тысяч известных видов птиц размножаются именно таким образом. Остальные либо полигамны (варианты этой системы размножения –
Я не намерен строить догадки об эмоциях, которыми сопровождается неверность у птиц. Однако стоит задуматься об эмоциях, ассоциирующихся с узами, которые связывают пару, особенно если это прочные узы птиц, живущих достаточно долго, а также с узами, возникающими между разными членами группы у видов с кооперативным гнездованием, таких как белокрылые галки, щурки, длиннохвостые синицы. Во всех этих случаях узы скорее всего относятся к эмоциональному аспекту. Проблема в том, что по крайней мере пока у нас нет способа однозначно продемонстрировать подобный эффект[321].
Вот как это можно было бы осуществить: птицы совершают некие действия, которые, как нам известно, неразрывно связаны с социальными взаимоотношениями, с партнером, а у видов, размножающихся кооперативно, – и с другими членами группы. К ним относятся ритуалы приветствия, некоторые вокальные демонстрации, и, как мы уже видели, аллопрининг.