Удивительный мир птиц. Легко ли быть птицей?

Чем примечательна сфера изучения обоняния у птиц, если в ней преобладают женщины? Численный перевес женщин-исследователей встречается лишь в немногих других сферах, если не считать поведения приматов. Коллеги, с которыми я беседовал, объяснили мне, что в роли наставниц Бетси и Бернис оказывали всемерную поддержку и щедрее делились советами, чем большинство исследователей-мужчин: видимо, эти черты оказались особенно притягательными для молодых зоологов-женщин.

В 1980 году вместе с коллегами Ричардом Эллиотом и Реми О’Денсом я посетил отдаленную и малоизвестную группу островов Ганнет в 32 км от побережья Лабрадора. Нашей целью был подсчет населяющих острова морских птиц. Это далеко не простая задача, ведь на островах обитают десятки тысяч тупиков и кайр, лишь немногим меньше гагарок, вдобавок некоторое количество глупышей и моевок (а олушей[255], название которых носят острова, нет – так что этот топоним вводит в заблуждение, его происхождение остается загадкой). В нашу первую ночь, вскоре после того, как мы устроились на ночлег в палатке, Ричард вдруг рывком сел и воскликнул: «Северная качурка!»

Я встрепенулся, прислушался, и действительно, снаружи в темноте различил отчетливое, хоть и негромкое урчание находящейся поблизости северной качурки. Причина волнения Ричарда заключалась в том, что это было первое зафиксированное появление маленькой, ведущей ночной образ жизни морской птицы на этих островах. Кроме того, это самая удаленная точка на севере, где зарегистрировано появление северной качурки в Северной Америке. На следующее утро мы отправились на поиски в окрестностях палатки, и в торфяной почве обнаружили гнездовую норку диаметром всего 5 см. Ричард сразу упал на колени, сунул в норку нос и шумно принюхался. «Да! – объявил он. – Точно северная качурка», – ибо, подобно другим представителям отряда буревестникообразных (к которому относятся и альбатросы, и буревестники), северная качурка обладает характерным мускусным запахом.

Продолжая поиски, мы нашли еще несколько норок, и так уж вышло, что в одной из них я обнаружил мумифицированный труп северной качурки, неоспоримое свидетельство их существования на острове. Совершив на первый взгляд жутковатый, но сугубо научный жест, я оставил мертвую птицу себе: в ней, совершенно высохшей, не было ничего отталкивающего. Спустя долгие годы в своем кабинете в Шеффилде мне достаточно было понюхать ее, чтобы воскресить в памяти очарование островов Ганнет – настолько сильно и выразительно она благоухала.

Банг и Кобб не включили северную качурку в свое сравнительное исследование, но изучили десять других видов буревестникообразных, и у всех обонятельные луковицы оказались огромными. И действительно, еще с первых дней существования коммерческого китобойного промысла моряки заметили, как чутко альбатросы и буревестники улавливают вонь китовых внутренностей. В 1940-х годах Лойе Миллер, преподаватель биологии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, провел у западного побережья Северной Америки несколько простых, но в высшей степени показательных экспериментов с участием индивидуально маркированных черноногих альбатросов (он именовал их goonies – еще одним распространенным названием)[256]. Не прошло и часа после того, как растопленное сало вылили на поверхность воды в океане, к нему слетелись птицы – по оценкам Миллера, с расстояния около 32 км. И ни одной птицы не привлекла собранная с краски пленка – не менее сильно пахнущая субстанция, выбранная в качестве контрольной. В настоящее время «приманки» регулярно применяются теми, кто наблюдает за морскими птицами, чтобы привлекать их, как запаховый аналог воспроизведения птичьего пения, которым приманивают птиц на суше. Эффект потрясающий, чему я сам был свидетелем у восточного побережья новозеландского Южного острова, в Каикоуре: там состоялся один из самых памятных мне сеансов наблюдения за птицами – на расстоянии всего нескольких метров от представителей пятнадцати разных видов буревестников и альбатросов[257].

Ученые называют альбатросов и буревестниковых «трубконосыми». Несмотря на явную связь с улавливанием запахов, функции их трубкообразных ноздрей остаются загадкой. Разнообразные виды, размеры которых варьируют от 50-граммовой качурки до 8-килограммового странствующего альбатроса, питаются крилем, головоногими, иногда китовыми внутренностями. Найти разлагающуюся китовую тушу по запаху несложно: могу подтвердить, что вонь гниющей ворвани словно застревает в ноздрях у человека на несколько часов или даже дней, так что и нам не составит труда проследовать против ветра до такого угощения. Но криль и головоногие – достаточно ли сильно они пахнут, чтобы трубконосые находили их в необъятном, лишенном ориентиров океане? Это уже другая история.