Удивительные приключения барона Мюнхгаузена

Маркс видел в образе Мюнхгаузена олицетворение лживости. «Субъект этот — настоящий Мюнхгаузен по лживости…», — писал он об одном хвастливом буржуазном литераторе[7]. Лживость немецкого барона — не «поэтический прием», а социально мотивированная черта характера. Она обусловлена преувеличенным самомнением и тщеславием немецкого дворянина, спесью и бахвальством служилого вояки. Чем хвастается барон-враль? Своею «храбростью» и «находчивостью», «умом» и «присутствием духа»; своими собаками и лошадьми; связями с генералами и с царствующими особами.

Характерно, что фантастические приключения Мюнхгаузена разыгрываются главным образом на охоте и на войне, которые были привычными сферами деятельности дворянина той эпохи. Охотничья тема в «Мюнхгаузене» имеет значительно менее безобидный характер, чем это на первый взгляд может показаться современному читателю. Во время охоты дворяне нередко топтали крестьянские посевы, опустошали поля, издевались над людьми. Эти факты нашли отражение в балладе Бюргера «Дикий охотник», в основе которой лежит народная легенда. Герой баллады — охотник-насильник, потерявший совесть и честь. Его постигает жестокая кара: огромная рука, выросшая из земли, жестоко расправляется с «диким охотником».

Характеристика, которая дана в «Мюнхгаузене» дворянам, выше всего ценящим свою конюшню и собак, весьма выразительна. Они названы «лошадниками, охотниками и собачниками благородного происхождения» (Stall-, Jagd- und Hunde-Junker). И хотя барон Мюнхгаузен делает вид, что эти слова к нему не относятся, однако его восторженное вранье о своих необыкновенных талантах, а также свойствах принадлежащих ему собак и лошадей не оставляет на этот счет никаких сомнений.

Достаточно вспомнить, как Мюнхгаузен расхваливает свое искусство наездника, гарцует по чайному столу на своем «литовце», развлекая общество; как проскакивает через окна кареты, принося извинения дамам; с каким самодовольством говорит о своей удивительной собаке Дианке, делавшей «стойку» две недели, — чтобы убедиться в том, что барон безусловно принадлежит к разряду «собачников благородного происхождения».

Однако бахвальство барона Мюнхгаузена выходит за пределы скромных рамок охоты. Об этом свидетельствуют его военные приключения, его удивительные географические открытия на севере и юге. Так, мы узнаем о том, что барон Мюнхгаузен не только непревзойденный кавалерист, способный оседлать на лету даже пушечное ядро, но и артиллерист, какого трудно сыскать, — об этом неопровержимо свидетельствует его встречный выстрел в крепости Гибралтар, натворивший столько бед в лагере врага.

Со свойственной ему скромностью барон сообщает своим слушателям, что это он спас Гибралтар, то есть решил исход войны за пролив, которую в 80-х годах XVIII века вели французы и испанцы против англичан. После этого, конечно, не приходится удивляться тому, что его дружбы и расположения добиваются генералы и государи, вплоть до турецкого султана и даже русской императрицы, предлагающей барону стать ее фаворитом.

Нетрудно понять и гордость барона Мюнхгаузена своими предками, от которых он унаследовал столь массивную заднюю часть, что ею можно было закрыть пробоину в днище корабля и тем спасти команду от верной гибели.

Смеясь над нелепыми измышлениями барона, над его «удачливостью», мы вместе с тем преисполняемся отвращения ко всей его жалкой и пустой жизни, предстающей перед нами как цепь смешных и нелепых происшествий.

Художественное своеобразие Мюнхгаузена — в том, что он выступает как бы в двойственном облике: одновременно и как предмет сатиры и как обличитель. По форме повествование ведется от лица барона-лжеца, по существу же с читателем все время говорит «автор», олицетворяющий правду, иронический дух книги. Ирония пронизывает все «приключения» Мюнхгаузена от начала и до конца, определяет весь строй повествования.

Иронична самая основа комизма «Мюнхгаузена» — несовпадение мнимой «правдивости» рассказа с действительной правдой. С необыкновенной щекотливостью оберегает Мюнхгаузен «честь кавалера», служащую порукой того, что он ни в чем не погрешил против правды; с возмущением говорит он о смотрителе амстердамского музея, сочинившем лживую версию об убийстве крокодила на острове Цейлон. И действительно, насколько «правдивее» звучат рассказы Мюнхгаузена, чем неуклюжее вранье лишенного фантазии и юмора смотрителя!

Но могут ли казаться «правдивыми» нелепости, рассказываемые Мюнхгаузеном? Обычной логикой этого добиться невозможно, а только особой «логикой лжи», представляющей своеобразную игру в правду. Герой пользуется различными приемами, чтобы придать рассказу видимость правдивости.

Некоторые из эпизодов основаны на простом преувеличении. Таким путем лошадь Мюнхгаузена оказывается на верхушке колокольни, или сам Мюнхгаузен — на Луне. Другие рассказы построены на основе буквального истолкования метафорических выражений. Особенно выразительным является охотничий эпизод, где герою пришла в голову «остроумная» мысль — зажечь порох искрами из глаз.