Я не могу испытывать чувства к этой женщине. Я — ассасин, а она — светская львица. Мы из разных миров и полные противоположности.
А я никогда не смешиваю бизнес с удовольствиями.
Кроме того, есть еще проблема, что я в нее стрелял. Если я сближусь с Камиллой и она узнает правду, это будет катастрофа.
Легче ненавидеть врага, чем друга.
Трудно выполнять работу, противоположную той, что я обычно делаю.
Я не могу ожидать, что она перестанет жить, но и не могу допустить ни малейшего риска. Одна ошибка, и она мертва.
Ничего страшного, если она меня ненавидит, лишь бы я сохранил ей жизнь.
Я вздыхаю и поднимаюсь на ноги. Дверь спальни Камиллы открывается, и она выходит в своей обычной футболке и обтягивающих шортах. Босиком она спускается по лестнице и, не взглянув в мою сторону, направляется на кухню.
Я иду за ней на кухню и смотрю, как она достает ингредиенты из холодильника.
— Ты голоден? — спрашивает она тихим тоном, лишенным боевого духа, который она демонстрировала ранее.
— Можно перекусить, — отвечаю я.
Несмотря на то, что ее гнев был направлен на меня, я нашел это привлекательным. В ее глазах загорелись маленькие искорки, а щеки порозовели.
Камилла сексуальна, красива и добра. Господи, она идеальная женщина. Если бы все было по-другому, я бы выбрал именно ее.
Я смотрю, как она готовит сэндвичи с курицей и майонезом.
Тем не менее я не могу рисковать дружбой с ней. Как, блять, я могу предотвратить это?
Камилла поднимает глаза и замечает, что я смотрю на нее. Ее брови сходятся, и она колеблется, прежде чем сказать:
— Я сожалею о сегодняшнем вечере.
Проходит несколько секунд, прежде чем я теряю бдительность настолько, что уголки моего рта подрагивают от улыбки.
Удивление мелькает на ее лице, и за ним быстро следует ее собственная улыбка. Разочарование, поселившееся на ее лице, исчезает, как туман перед солнцем.
— Я действительно не думала, что у тебя хватит духу улыбаться, — дразнит она меня.
Я замечаю, как расслабляется ее тело, и чувствую себя придурком из-за того, что не улыбнулся раньше.
Мое жестокое прошлое приучило меня не проявлять эмоций, но теперь, когда мне приходится охранять эту прекрасную женщину, я начинаю понимать, насколько безжизненной стала моя жизнь.
Камилла раскладывает сэндвичи по тарелкам, прежде чем сесть за столик, вместо того чтобы вернуться в свою спальню. Когда она с надеждой смотрит на меня, я подхожу ближе и сажусь напротив нее.
Она ждет, пока я откушу, а потом забирает половину своего сэндвича. Прожевав и проглотив, она спрашивает:
— Тебе не одиноко держать людей на расстоянии?
Не колеблясь, я отвечаю:
— Нет.
— Я всегда считала себя интровертом, пока не встретила тебя, — упоминает она.
Наши взгляды встречаются, и проходит почти минута, прежде чем она опускает взгляд в свою тарелку.
— Итак, если ты будешь находиться в моем пространстве днем и ночью, как мы поступим, если я пойду на свидание или решу привести мужчину к себе домой?
Она неловко хихикает:
— Я сойду с ума, если ты ворвешься в мою спальню, пока я… занята.
В моей груди возникает странное ощущение, и это выводит меня из себя.
Я знаю, что прошу неразумно, но я не могу остановить просьбу.
— Может быть, ты могла бы сделать перерыв в свиданиях, пока я рядом?
— Что, если пройдут месяцы или год, прежде чем угроза будет устранена?
Одно дело держаться подальше от Камиллы пару недель, но совсем другое — находиться рядом с ней месяцами.
Я привыкну к тому, что она рядом.
Начну заботиться о ней.
И, в конце концов, я сдамся и ослаблю бдительность.
Избегая проблемы, я говорю:
— Давай разберемся со всем по порядку.
Она кивает и откусывает последний кусочек от своего сэндвича. Вместо того, чтобы оставить тарелку на столе, она ставит ее в посудомоечную машину.
— Ты не обязана содержать квартиру в безупречной чистоте, — замечаю я. Когда она бросает на меня скептический взгляд, я добавляю: — Я хочу, чтобы ты чувствовала себя как дома в своей квартире.
Черты ее лица смягчаются, когда она смотрит на меня.
— Спасибо за попытку, Макс. Я ценю это.