Удельный князь

— Не уследишь, верно. Да только воев своих первым делом проверил, а полон ещё у реки до портков раздевали. Али запамятовал?

— Лжа то. Навет. Не брали мои люди злата! — продолжал упорствовать Третьяк.

— Вижу, разговор у нас, не клеится. Лады, тады на себя пеняйте.

Взяв раскаленные докрасна клещи, усмехнулся и поводил ими перед собой. С кого начнём то? Может с тебя. Лицо рыжего дёрнулось сильней прочего, а глаза чуть из орбит не вылезли. Действо не осталось незамеченным.

— Богша! Ужель за старое взялся?! Тварь! Наизнанку выверну! — Третьяк рванулся так, что затрещали верёвки.

— Нет. Что ты, что ты! Словом истинным, клянусь. Не брал! — начал оправдываться севшим голосом рыжий.

— Да что ты говоришь, а кто вчера утром в лес с узелком бегал? — спросил я его с ехидной улыбкой.

— Тако по нужде, — Богша ещё больше сбледнул с лица.

— Живот с непривычки прихватило.

— Ох и чудны у тебя браты, Третьяк. Златом да серебром серят. Видать нутро у вас, аки у сороки. Всё что блестит к себе в роток тянете. Не пужайтесь, не стану умучивать хоть и клятву порушили, но и дел с вами боле иемть не желаю. Мыслю, за таковую долю, в Новгороде очередь ко мне из сынов боярских выстроится.

— Твоя взяла, Прохор, — процедил сквозь зубы главарь с ненавистью смотря на соратника. — Отдадим виру.

— Какую виру то? Ежели в такой малости дурите благодетеля, того кто из полона басурманского выкупил. Како верить можно?

— Слаб человек нутром. Ежели правда то. За поруху чести Богша животом ответит. Тако браты? — спросил Третьяк у остальных ушкуйников.

— В круге все клялись, значит нам и ответ держать, — уверенно ответил кучерявый парень с лицом изуродованным ударом сабли.

— Прохор, одно прошу. Дай промеж собой сие дело решить, опосля и нас рассудишь.

— Добро, решайте.

Перерезал веревку на руках Третьяка, оставив нож и вышел из избы. Ждал недолго, вскорости дверь отворилась. К навесу, где я попивал квас, подтащили безжизненное тело и швырнули под ноги. После и Третьяк подошёл. Присел рядом:

— Прохор, мыслю из тебя гость, како из меня искусник по меди. Слыхал я, что вои меж собой шептали. Знаем тайну. Да и без того норов у тебя больно крут. Разве гость решится баскака на копьё брать? Он от страха в штаны напустит. Отчего пояс свой скрыл не моё дело, но вот тебе наше слово. Клятву, что давали сохраним живота не жалея, а ежели кто нарушит вольно али невольно, за то одно наказание — смерть! За обман Богши круг решил виру отдать долей, что нам положена. Возьмешь ли?

— Ежели тайну сохраните, тако и быть, возьму, — ответил я, сдерживая радость. Ведь на самом деле искать какой-то другой вариант совершенно не было времени, а ушкуйники не лучше, но и не хуже других. Время такое не… Не проживёшь.

— Значится и дело с медью в Онеге-озере в силе?

— В силе. Но отныне каждый из вас со мной ряд подпишет, — утвердительно заявил я, ударив кулаком по столешнице.

— Как так подпишет? На бумаге? — ошарашенно переспросил Третьяк.

— И с печатью вислой! — подтвердил я свои слова. — Так что ходу назад не будет, коли во второй раз обманите. Спрошу полной мерой. Согласные на то али нет?!

— Согласные мы! — Третьяк рубанул ладонью. — Ты хоть и молод князь, но воля твоя тверда аки оцел. Да и Горын абы кому служить не стал бы, не тот у парня норов. Сказывай, что за ряд. Токмо учти, грамоты мы не разумеем.

— Ништо. Сие дело поправимое, словами обскажу.

В лагере жизнь бурлила. Поставили избы из бревна фрезерованного, которое привезли из цеха, дружине, ушкуйникам и под «детский сад». Остальных, поселили в шалашах и землянках, что потихоньку приводили в божеский вид. Припасы в лагерь доставляли регулярно, а четверо контролёров взялись наводить «орднунг» основанный на трёх китах: дисциплина, гигиена, обучение, из которых проистекало качество, контроль и производительность. Конечно, в том виде, насколько это возможно для людей что многие годы собирали в полоне кизяки и месили глину.

После решения вопроса с ушкуйниками собрал общий сход. Толпа людей в драных одеждах выстроилась на широкой поляне полукругом. Бородатые мужики с мрачными лицами нервно мяли в руках колпаки, женщины цепко держали малых детей, так и норовивших вырваться. Лишь отроки и юные девы улыбались и были полны безмятежности. Потому как не знали, убийства баскаков на Руси бывали, редко, но бывали. И всегда, повторюсь всегда за такое «чудачество» следовала кровавая расплата. Баскак олицетворение власти хана, а его убийство прямой вызов ордынской власти.

За примером далеко ходить и не нужно. С момента подавления тверского восстания прошло двенадцать лет, а кровавые подробности до сих пор в людях ходят. Десятки ям полных зарубленных жителей Твери, повешенные, посаженные на кол… Шёпотом в корчмах подробности обсуждают. За век ордынского ига татары селян запугали до крайности, а великая замятня, при которой вырастет целое поколение не знающее кнутов и рабских ошейников ещё не произошла. Для многих обывателей баскак фигура сакральная, как и князь.