Позже, анализируя командно-штабные учения, генерал-лейтенант А.М. Паршиков сообщил, что я утвержден слушателем в академию Генерального штаба. Я спросил его, кто еще направлен из нашего округа в академию? Он ответил: «Варенников, Черемных, Грачев».
Вскоре я получил отпуск, и всей семьей мы уехали отдыхать в Сухуми, а 29 августа 1965 года я был уже в Москве. Валентин Иванович передал нам, ленинградцам, памятные подарки от командующего войсками – именные командирские часы.
Зачислили нас во вторую учебную группу, старшим был генерал-майор Иван Макарович Волошин. Вот списочный состав нашего послевоенного братства: моряк-подводник – контр-адмирал B.C. Шеповалов, летчик-истребитель – полковник А.П. Елкин, политработник – полковник А.П. Бублин, командир полка – полковник С.А. Стычинский, два начальника штаба дивизии – полковники Г.Г. Борисов и Г.А. Олейников, работник тыла – полковник Н.С. Грачев. От министерства внутренних дел полковник К.Л. Кузнецов. Почти все – фронтовики, Варенников и Стычинский – участники Парада Победы.
Из ежедневной круговерти учебы в академии мне запомнилась поездка в Севастополь. На крейсере «Слава» (бывший «Вячеслав Молотов») мы наблюдали, как моряки вели прицельный огонь по надводным и подводным целям. Нашим «главным учителем» был Владимир Семенович Шеповалов, до поступления в академию Генерального штаба он командовал дивизией атомных подводных лодок на Северном флоте.
Вторым значительным событием я бы назвал выезд в Белорусский военный округ: мы, слушатели курса, приняли участие в крупных командно-штабных учениях.
После окончания академии мы разъехались по разным округам. В.И. Варенников – командиром корпуса в Архангельск, И.М. Волошин – начальником штаба армии в Баку, B.C. Шеповалов – начальником штаба флотилии на Северный флот, я – командиром дивизии в Даурию, в Забайкальский военный округ, С.А. Стычинский – командиром дивизии в Группу советских войск в Германии, Г.Г. Борисов – заместителем начальника штаба округа в Одессу.
Кануло каких-то 20–25 лет, и, к сожалению, безвременно ушли из жизни генерал армии И.М. Волошин, генерал-лейтенант Н.С. Грачев, генерал-лейтенант К.Л. Кузнецов, генерал-майор А.П. Бублин. Все они были совестливыми русскими патриотами и предпочли бы взойти на любую политическую голгофу – только бы Родину спасти! И если бы меня спросили, кого считать символом российского офицерства 80-х годов, я бы не колеблясь посоветовал скульптору лепить образ с генерала Валентина Варенникова. Я не понимаю, как можно осудить офицера за проявление верноподданнических чувств к Отечеству. И очень жаль, что честь офицера отныне – понятие бюрократическое, истину принято отстаивать в судебном порядке. Мне доподлинно известно, что, когда Г. Попов приезжал на работу в мэрию, он перечитывал набросок речи генерала Варенникова, с которой Валентин Иванович собирался обратиться к судьям:
«Разве можно и дальше терпеть унижение нашей страны, холуев и пресмыкательство? Смотреть, как растлевают нашу молодежь. Найдите для меня, господа судьи, самую суровую статью за спасение человеческой души. Я буду только гордиться этим.
Осудите меня и за то, что я не предал слезы вдов, оплакивающих своих воинов-мужей, павших на полях сражений Великой Отечественной. Вам, поправшим мораль и человеческое достоинство, подвиги наших предков и отцов, на сей раз будет легко избрать мне самую суровую меру наказания.
Судите меня, не жалейте! Ибо вас, слуг безнравственности, за всю историю России-великомученицы будут судить принародно, начиная с Горбачева.
Осудите меня и за то, что чудом остался в живых под Сталинградом, на Зееловских высотах, при штурме Берлина, что прошел несломленным на Параде Победы по брусчатке Красной площади!
Покарайте меня и за то, что выводил из Афганистана к матерям и невестам сыновей и суженых. А не хватит статьи для «вышки» – припомните мне Чернобыль!
Вас, моих обвинителей из Кремля, я там не видел. Что же, судите меня, судите! Во всех случаях свой крест я буду нести с достоинством!»
7 декабря 1991 года охранники облачились в бронежилеты. Вскоре врубили и радио на полную мощность. Но тем не менее через жалюзи оконной решетки мы ясно слышали музыку, звуки военного оркестра. Кто-то обращался к нам по мегафону, но разобрать что-либо было невозможно. «Нанайские» мелодии по «Маяку» заглушали все голоса с улицы.