Ударом на удар

Малышев ожидал Степина и Полунина, которого должны были в скором времени доставить к нему на очередной допрос, в маленькой комнатке в СИЗО. Настроение у него было противоречивым. С одной стороны, он был рад, что его догадка подтвердилась и, значит, он не будет выглядеть перед Чванкиным дураком. С другой стороны, то обстоятельство, что в крови у Полунина нашли наркотическое вещество, подтверждавшее версию последнего о похищении, тревожило его. Ведь Чванкину нужен был вполне определенный результат. Как-то он взглянет на заключение экспертизы? Первым, кому Малышев сообщил об этом заключении, был Степин. Он немедленно приехал. Вообще, инициатором ускоренного проведения экспертизы был именно он. Упросив и подмазав сотрудников лаборатории, где проводилась экспертиза, он добился того, что работа была сделана быстро и качественно. Внутреннее напряжение Малышева усилилось в связи с ожиданием адвоката. Тот был бодр, собран и полон боевого задора. Его сияющее лицо не могло скрыть глубокого удовлетворения результатами исследования.

– Я так и думал, – сказал он, ознакомившись с документом. – Что будем делать? – без обиняков спросил он.

Вопросительный взгляд адвоката, который он вперил в следователя, заставил последнего вновь подумать о Чванкине. От этой мысли у него на душе стало неуютно.

– Теперь вы понимаете, что у вас нет причины держать моего клиента в СИЗО, – продолжил атаку Степин, видя, что Малышев о чем-то размышляет, и воспользовавшись повисшей паузой, – мой клиент правдив, он все верно изложил. Его похитили, впрыснули наркотик, увезли в неизвестном направлении, заперли в каком-то сарае, потом подсунули наркотик в пище, отвезли в сквер и бросили на лавке. Все это было нужно, чтобы у Полунина не было алиби и таким образом было бы проще обвинить моего клиента в убийстве Вячеслава Болдина. Ведь преступникам понадобилось время, чтобы подбросить в машину Владимира Ивановича пистолет, из которого был убит Болдин, этот пистолет предварительно подержать находящемуся в бессознательном состоянии Полунину. Все сходится, – с радостной улыбкой закончил он.

– Да, это похоже на правду, – выдавил из себя Малышев, чувствуя, что чем больше он склоняется на сторону адвоката и Полунина, тем глубже пускает в нем корни беспокойство за свое место в органах, – но это еще не значит, что Полунин не убивал Болдина.

Малышев увидел, как лицо адвоката исказила гримаса разочарования.

– Я полагал, что вы человек здравомыслящий и честный, – не удержался Степин, различая внутренние колебания Малышева, – от вас зависит судьба человека, причем человека, много сделавшего для того, чтобы в городе воцарился мир и порядок, а преступники были наказаны. Вы же можете взять с него подписку о невыезде... на время следствия. Он никуда не убежит. Знаете, на его жену было совершено нападение, ее силой заставили продать принадлежавшую ей долю «Нефтьоргсинтеза». Это массированная атака, вы понимаете? – возвысил он голос. – Не будет такой человек, как мой клиент, убивать из-за ревности. Это чушь! Не для того он парился на зоне, не для того, выйдя из тюрьмы, решил завязать с прошлым и заняться честным бизнесом.

Последнее выражение вызвало на лице Малышева горькую недоверчивую усмешку. Словно он говорил: честный бизнес, в России? Ой, не смешите меня!

– Ну подумайте, – решил Степин теперь апеллировать к здравому смыслу следователя, раз моральное чувство того осталось не затронутым его проникновенной речью, – у вас только косвенные улики. На базе их нельзя осудить человека за убийство. А тут еще экспертиза! Если уж человек врет, он врет всегда – больше или меньше! Частичная ложь бывает, а вот частичной правды – нет! Если мой клиент, как выяснилось в ходе экспертизы, сказал чистую правду в первом случае, так почему вы думаете, что он увиливает от правды в другом? Нелогично...

Степин пронзал Малышева острым взглядом. Тот сделал непроницаемое лицо. Его раздражал этот напористый малый, толкующий ему о правде и лжи с апломбом проповедника. Тем более досадовал он на бурный речевой поток, рвущийся из уст адвоката, потому что сам прекрасно понимал ситуацию. Он вел изматывающий диалог с самим собой, чувствуя, что побеждает в нем лучшее, поэтому оставался чужд красноречивой патетике адвоката, считая, что ораторское искусство того подогревается щедрым гонораром, в то время как он, Малышев, должен действовать исключительно за зарплату.

Поэтому Виктор Андреевич, ничего не отвечая Степину, надавил на кнопку под крышкой стола, и в кабинет ввели Полунина. Степин, поняв, что дело в шляпе, теперь смотрел на следователя одобрительно и благодарно, демонстрируя искреннюю симпатию. Эту выраженную во взгляде признательность Малышев, впрочем, тоже воспринял как нечто лишнее, ибо сознавал, что никакая благодарность не может искупить и оправдать риск, который он волей-неволей брал на себя. Эта мысль подогревалась, без сомнения, его эгоизмом, требующим, чтобы нравственность оплачивалась на манер оказанной услуги.