— Я — староста причта церкви Святой Софии, — старичок наконец соизволил представиться. — Зовут меня Николай, Николай Скадос, и у меня есть неплохая работа для достойных людей. Ну — и жилье, разумеется.
— Ну и что же нам придется делать? — недоверчиво поинтересовался Владос. — Надеюсь, ничего предосудительного?
— О, что вы, что вы, — Николай замахал руками. — Так, кое-что привезти, отвезти… Короче говоря, будете возить кирпичи. Надеюсь, лошадьми править умеете?
— Да у меня на мотоцикл права и на грузовик… скоро будут! — обиделся Лешка.
— Ваш друг не ромей? Ах да — русский. Но, видно сразу — человек достойный.
— Вы, Николай, тоже вроде бы ничего.
Старичок улыбнулся:
— Ну, так что? Согласны?
Друзья немного подумали и, договорившись об оплате, ударили по рукам. Сделку не обмывали — все ж таки стоял предрождественский пост — тем не менее настроение у всех троих парней было приподнятое. Ну, еще бы! Теперь-то жить можно — и корабля дождутся, и денег подзаработают, так, что, наверное, можно будет сразу же и осуществить перевод в Кафу. Эх, и повезло же им нынче! Ну, просто какая-то счастливая полоса настала! И давно пора бы!
Старик Николай не обманул — работа и в самом деле оказалась неплохая: нужно было возить кирпичи из загородной деревни, где располагалась мастерская некоего мрачного бородатого субъекта по имени Аристарх, на задворье у церкви Святой Софии. Возили вдвоем — Владос и Лешка, потом, уже втроем, быстренько разгружали — и Георгий, тщательно пересчитав привезенные изделия, отправлялся с докладом к «деду Николаю», как приятели прозвали меж собой старосту церковного причта. Когда выходил один рейс в день, когда два — старика, это, похоже, не очень-то волновало. Правда, в иные дни приходилось и погорбатиться немного — съездить туда-сюда раза три, а то и четыре. Стражники у ворот парней уже знали, пропускали беспрекословно и не обыскивали — да и что можно отыскать в груде только что обожженного кирпича? Такая вот была работа. Жили приятели в небольшой каморке при церкви — довольно-таки уютной и теплой. Помещалось три узеньких ложа, застланных верблюжьими одеялами, небольшой стол, полочка, обитый медью сундук для вещей.
Трапезунд Лешке понравился — ничего не скажешь, красивый был город, да и за городом глаз нельзя было отвести от синих гор, зеленых и темно-голубых виноградников, желтых оливковых рощ. И это сейчас, зимой! Каково же будет летом? Правил городом — и всей империей, вернее, ее остатками — император Великий Комнин, которого редко кто видел и, такое впечатление, мало кто уважал, в отличие от предыдущего императора Мануила. На базаре открыто шептались, что Великий Комнин панически боится турок, впрочем, турок здесь все боялись. С другой стороны, на взгляд всех трех приятелей, император отличался гуманностью — не производил никаких публичных казней, никого не пытал, не бросал в тюрьмы, и указы его громко не зачитывали на площадях глашатаи. Правил незаметно, тихо, так, что иногда казалось, что в империи и вовсе никакой власти не было. И, говорят, пьянствовал. Но город все же был чудесен! И Лешка все чаще подумывал даже, что не стоит ехать в далекий Константинополь — а пожить здесь. Подкопить деньжат, нанять людей да двинуть на Русь — искать Черное болото. Неплохой, вполне приемлемый план.
Владос и Георгий — другое, они ведь были ромеи, и во всем мире для них имелся лишь один город — Константинополь. А Трапезунд — красивейший, чудеснейший Трапезунд — оба, не сговариваясь, презрительно именовали нищей провинциальной деревней.
Ну, что и говорить — каждому свое.
В свободное время, по вечерам и церковным праздникам, Георгий истово молился, а Владос с Лешкой отрыто тосковали — дед Николай одним из условий поставил то, чтоб ребята ни с кем не общались, не заводили друзей-приятелей, дескать — это одна лишь помеха в работе и строительных делах. Мол, потерпите, парни, до весны-то не так и много осталось. Парни, конечно, терпели — больно уж условия были выгодными — но все ж тосковали, тосковали. О чем вообще может тосковать молодежь? По компаниям друзей, по посиделкам с песнями и танцами, по девчонкам. Да-да, по девчонкам! Природа брала свое, и странно бы было иначе. Иное дело — Георгий, тот истово верил и молился — вот и все развлечения. Впрочем, судя по довольному виду, парню этого хватало вполне. Ну, кому что…
И, конечно же, парни не выдержали. Первым задал провокационный вопрос Владос — они как раз остановили повозку на перекрестке — пропускали возвращавшийся со службы отряд ночной стражи. Чеканя шаг, шли тяжеловооруженные панцирники-акриты, крупные чешуйки из брони ярко блестели в лучах зимнего солнца, над шлемами покачивались плюмажи из страусиных перьев, угрожающе торчали короткие копья.
— Глянь-ка во-он туда! — воскликнул вдруг Владос. — Ну что за красивая девчонка!
— Рыжая? — Лешка присмотрелся.
— Нет. Та, что с ней рядом.
— Ах, эта… Да она, кажется, толстая!