Удар судьбы

К этому времени, точно так же, как и во время схватки в кухне в Константинополе, Антонина не чувствовала ничего, кроме контролируемой ярости. Но даже с жаждой битвы, горящей у нее внутри, она была рада, что видит происходящее только в тусклом лунном свете. Вопли, доносящиеся из темной массы сражающихся людей, и так заставляли кровь стыть в венах.

«Это должен быть чистый ужас».

Однако мысль маячила только на грани сознания. А главным было понимание: враг достаточно пришел в себя, чтобы изменить тактику. Вопли боли приглушались сумасшедшими, неистовыми криками и приказами. Смутно просматриваемое движение сливалось воедино и растекалось на стороны.

— Они идут по флангам! — заорал Ашот достаточно громко — его услышали во всем римском лагере. Сразу же после этого густого баритона Антонина услышала высокий голос Менандра. Молодой катафракт менял позиции подчиненных ему пикинеров, прикрывая ими все четыре стороны лагеря.

Секунды спустя Евфроний сделал то же самое. Командующий Когорты концентрировал половину своих мушкетеров на южном фланге лагеря, лицом к возвышенности. Теперь он начал перемешать подразделения на другие три стороны.

Не прошло и двух минут, как римское построение стало классическим пехотным квадратом, который ощетинился длинными мушкетами и пиками. Арабы окружали лагерь со всех сторон, атаковали по всем четырем небольшими группками, которые бросались на римлян.

Впервые в работу вступили пикинеры. Несмотря на молодость, Евфроний был слишком хитер, чтобы тратить целые залпы на небольшие группы вражеской кавалерии. Угроза этих залпов по большому счету и была тем, что держало врагов на расстоянии. Если бы римские мушкетеры стреляли слишком часто, то их оружие безнадежно засорилось бы.

Поэтому Евфроний терпеливо ждал, пока не увидел, как в одном месте собралась достаточно большая группа арабов. Тогда и только тогда дым наполнил воздух. А тем временем работали пики, удерживая на расстоянии небольшие группки арабов — иногда только и одного человека, — которые пытались прорываться сквозь римские ряды.

«Работали» — это по большей части означало просто удерживали позиции. Нечасто требовалось по-настоящему протыкать врагов.

Это не происходило по причине трусости тех, кто выступал против пик. Никто не сомневался в смелости бедуинов или их готовности броситься на римские ряды. Но срабатывал один простой фактор, который часто замазывается историками и всегда поэтами и бардами. Они не говорят, что лошади и верблюды — уравновешенные, трезвомыслящие, здравые, рациональные существа, и их нельзя заставить броситься на стену из пик или копий. Некоторое количество верблюдов или случайно, или оттого, что пребывало в полубессознательном состоянии от ран, натыкалось на копья. Копья валили их наземь вместе с ездоками. Но огромная масса животных отшатнулась, несмотря на крики и команды их хозяев.

Антонина через несколько минут почувствовала, как ее напряжение спадает. Ей говорили — заверяли ее — что это будет так. Ее муж, Маврикий и Ашот. Тем не менее увидеть — значит поверить.

«Стой на месте, любовь моя, — говорил ей муж. — Просто удерживай позиции, пиками, копьями и ручными пушками. Никакая конница в мире не сможет тебя сломить, если только они не сломят твою волю. Может артиллерия, но с ней тебе столкнуться не придется — там, куда ты отправляешься».

На протяжении лет Антонина сомневалась во многих вещах относительно себя. Но никогда — в своей воле. Она была маленькой женщиной, но в ней имелся стержень, достойный Атланта.

Поэтому пока битва яростно продолжалась, Антонина делала именно то, что говорил ей Ашот, а до него — ее муж и Маврикий. Она просто стояла в центре лагеря и выглядела спокойной и уверенной. Иногда выкрикивала одобрительные слова, подбадривала своих солдат, насвистывала мелодии — все, что угодно, только бы не хихикать.

Но ей только один раз пришлось сдерживать желание хихикнуть. Ее служанка Кутина, у которой во время сражения не было никаких обязанностей, настояла, чтобы находиться рядом с Антониной. Пришел момент, когда Кутина кивнула с умным видом, словно подтвердилось какое-то ее внутреннее подозрение.

— Я знала это, — сказала она. Молодая египтянка бросила взгляд на стену пик и мушкетов и спокойно сняла их со счета. — Они боятся твоих огромных сисек, вот в чем дело. Именно поэтому они и не подходят ближе.

В самом конце Антонина выучила еще один урок. Ее муж и Маврикий, и Ашот тоже говорили ей об этом. Она забыла или просто не верила до конца.

Сражения — вещи непредсказуемые. Сам хаос во плоти.

Бедуины наконец сломались и вопили в отчаянии. Тысячи арабов поскакали прочь от лагеря, убегая в пустыню. Но по какому-то странному выверту судьбы большая группа вражеских наездников внезапно молотом врезалась в южный фланг римского квадрата.