Удар судьбы

Велисарий вставил меч назад в ножны.

— Я не критиковал, — мягко сказал он. — После того как я понял, с противником какого калибра ты столкнулся, я только удивился, что ты так долго ждал.

В дверь вошел Бузес. Его меч все еще оставался в руке, но лезвие было чистым. Несколько струек указывало, что меч использовался, но определенно не последние несколько минут.

Брат Кутзеса яростно хмурился.

— Где они нашли этот мусор? — спросил он. — Неужели они собрали всех сутенеров в Индии и расквартировали их здесь?

Он казался искренне опечаленным.

Прислонившийся к ближайшей стене Маврикий усмехнулся.

— А чего ты ожидал, парень? — он мотнул головой на север. — Все солдаты, достойные называться солдатами, маршируют вдоль Евфрата, готовые сражаться с Хусрау. Малва, вероятно, решили, что в месте, укрепленном, как это, в гарнизоне можно оставить любого, кто способен ходить.

— Некоторые из них даже ходить не могли! — рявкнул Бузес. — Половина гарнизона уже была пьяна до того, как мы начали атаку. А солнце еще даже не зашло! — Он нахмурился так, что его лицо стало напоминать звериный оскал. — Теперь они определенно не станут ходить. Никогда.

— Мне бы хотелось получить как можно больше пленников, Бузес, — сказал Велисарий. Как и раньше, говорил он спокойным тоном.

«Да, — согласился Эйд. — Чем больше солдат мы сможем выгнать за ворота, тем больше ртов придется кормить Линку. Когда их нечем будет кормить».

Бузес покраснел от подразумеваемого укора.

— Я пытался, полководец, — он быстро просяще посмотрел на других военачальников в зале. — Мы все пытались. Но…

Маврикий отлепился от стены резким движением и сделал два шага вперед. Бузес вздохнул с облегчением.

— Забудь это, полководец, — резко сказал Маврикий. — Если к завтрашнему утру для отправки в пустыню найдется пятьсот представителей этого сброда, я сильно удивлюсь. Этой ночью пощады для малва не будет. Не после того, как люди обнаружили камеры пыток и бордели. Все жрецы Махаведы и махамимамсы, которые умерли от меча, могут считать себя счастливыми. Люди тащат большинство из них в камеры пыток, чтобы дать им испытать на себе их собственные удовольствия. — Вместе со всеми солдатами, которых они поймали поблизости от борделей, — проворчал Кутзес. — Боже!

Велисарий не стал спорить по этому вопросу. Он сам видел один из борделей.

Римские солдаты, если мягко выразиться, не были самыми нежными людьми в мире. И слово «галантность» никто в здравом уме не стал бы с ними ассоциировать. Любой римский ветеран — а теперь они все стали ветеранами — проводил время в работающих для солдат борделях, заглядывая в дешевые публичные дома за несколькими минутами удовольствия.

Но сцена в там борделе была видением из кошмарного сна.

Кошмарного сна, от которого бы проснулся и Сатана, дрожащий и потрясенный. Длинные ряды женщин — вероятно девушек, хотя определить их возраст не представлялось возможным — лежали там, прикованные цепями и распростертые на тонких настилах.

Временами, судя по остаткам влаги, их поливали водой из ведра, чтобы немного отмыть. Все женщины были больны, у большинства появились пролежни, многие умирали, некоторые уже отправились на тот свет.

Нет, римские солдаты не были теми, кого в более поздние времена назовут «рыцарями без страха и упрека». Но у них имелась собственная твердая концепция мужественности, и это не была концепция сутенеров и садистов. Все женщины в борделях оказались или персиянками, или арабками, как и женщины, с которыми эти солдаты имели дело с тех пор, как начали кампанию в Персии. Многие римские солдаты женились на их родственницах. Среди персов после начала завоевания малва название Харк стало синонимично жестокости и зверствам. Их римские союзники — и часто друзья, как и мужья — впитали эту идею за прошедшие полтора года. Теперь, увидев правду собственными глазами, они отомстят за Персию.

«И, кроме того, они провели последние шесть месяцев, сражаясь против раджпутов, — задумчиво сказал Эйд. — Невозможно не перенять у них хоть сколько-то рыцарства, даже самому грубому драчуну, которого взяли в армию с ипподрома в Константинополе».

Взгляд Велисария упал на груду трупов в углу. Тело командующего гарнизоном малва лежало сверху. Велисарий сам положил его туда, пронзив мечом сердце, после того как враг не успел достаточно быстро, заикаясь, объявить о сдаче.

На мгновение Велисарий пожалел о том ударе меча. Он мог разооружить противника. Но спас его от камеры пыток.

Он отмахнулся от этой мысли. Сделал глубокий вдох и подавил ярость, кипящую где-то глубоко внутри. Это не время для ярости. Если уж ему самому достаточно трудно контролировать ярость, то что говорить о ментальном состоянии его войск.

«Эту ярость нельзя остановить, — подумал Велисарий. — Но ее обязательно нужно контролировать».

Он повернулся к военачальникам. Все они смотрели на него. С уважением, но прямо в лицо.

Велисарий заставил себя улыбнуться.

— Я не спорю по этому вопросу, Маврикий. Но если это выйдет из-под контроля, если люди…