Удар небесного копья

Когда отметки, обозначающие на главном тактическом дисплее пару «хорнет»-«томкэт», стали наконец удаляться от стилизованного изображения русского авианосца, командир оперативной боевой части с шумом перевёл дыхание и промокнул платочком выступивший на лбу пот.

– Кто был в паре с кэптеном? – спросил контр-адмирал Эллисон. – Чей это позывной – Джокер?

– Лейтенант Кинг, сэр, – подсказал старший офицер.[102] – Он возглавляет первую эскадрилью «томов».

– Он летал один? Без штурмана?

– Да, сэр, он всегда летает без штурмана.

– Когда вернётся, арестуйте его, – приказал Эллисон. – И в карцер. На трое суток!..

В то же самое время вице-адмирал Долгопрудный допрашивал командира БИП:

– Кто посмел стрелять без приказа?

– Лейтенант Рушников, товарищ вице-адмирал, – доложил Губанов, чувствуя, как намокает рубашка под кителем. – Командир расчёта кормовой ЗРУ «Кинжал».

– Арестуйте его, – распорядился Георгий Семёнович. – Пусть посидит на гауптвахте. Трое суток!..

Глава шестая Смерть среди айсбергов

(Экватор, Атлантика, июль 1945 года)

Капитан германской подводной лодки «U-977» Хайнц Шеффер аккуратно заточил карандаш, открыл бортовой журнал на чистой странице и сделал первую запись:

«Семьдесят девятый день похода. Координаты по секстану: 0°1 10" ю.ш., 6°12 40" з.д. Экватор. Температура наружного воздуха – 43° по шкале Цельсия. Стоит полный штиль. Облачность – ноль баллов. Идём в надводном положении. Скорость – 10 узлов».

Шеффер остановился, чтобы подточить карандаш: он любил, когда кончик грифеля остр, как игла, и не крошится при нажатии. Быть аккуратным во всём – обязанность капитана.

«В целях экономии топлива, я, посовещавшись с офицерами, принял решение под шнорхель[103] не становиться, в течение десяти часов тёмного времени следовать в надводном положении под одним дизель-мотором с одновременным подзарядом аккумуляторных батарей, а остальные четырнадцать часов в сутки – под одним электромотором – в подводном положении. По моим расчётам, мы должны достигнуть берегов Антарктиды в середине августа и иметь при этом остаток топлива не менее семи тонн».

Шеффер снова остановился. Глядя на раскрытый журнал, он подумал, что, в сущности, занимается бесполезным делом. Этот журнал никто никогда не прочитает. Скорее всего, он оставит его там – среди льдов Антарктиды, вместе с обитым цинком ящиком, который хранится у него в сейфе. Однако Хайнца с детства учили, что порядок прежде всего, и Шеффер старался следовать этому принципу даже в мелочах, невзирая на то, нужно это кому-нибудь или нет. В конечном итоге, это было нужно ему самому, потому что определённая последовательность действий: будь то регламентные работы, разборка и чистка пистолета, или ведение корабельного журнала – отвлекало и занимало, не давая депрессии и страху взять верх.

«Экипаж отмечал День Нептуна, – записал капитан строчкой ниже. – В надводном положении. Роль Нептуна на этот раз исполнял я сам. Было очень весело».

Шеффер вспомнил, как всё это происходило, и улыбнулся. Жаль только праздник оказался сорван: в самый разгар театрализованного действа послышался гул самолётных двигателей, экипажу пришлось занять свои места и срочно готовить лодку к погружению. Самолёт так и не появился, оставшись где-то за горизонтом, но настроение у всех было испорчено напрочь, и финальное действо с купанием новичков в брезентовой ванне прошло чисто по инерции, без энтузиазма. Этот самолёт напомнил всем, что для них война ещё не закончилась, что будущее темно, а перспективы туманны.

В том, что корабельный журнал никто никогда не прочитает, была и своя прелесть. Шеффер мог позволить себе доверить этим страницам самые сокровенные мысли и чувства, чего никогда не сделаешь, ведя обычный журнал, который следует предъявлять по прибытии в порт. Таким образом, журнал стал для Шеффера чем-то большим, чем просто судовой документ, – он приобретал значение мемуаров.

К примеру, пролистав несколько страниц назад, можно было найти довольно обширную запись, посвящённую анализу причин поражения Третьего Рейха. Будучи человеком довольно широких взглядов и не считая вождей Партии богами, Хайнц видел причины в слабой продуманности идеологии. Непримиримость отдельных доктрин, позволение оправдывать любые преступления – всё это не могло вызвать сочувствия в странах, которые теоретически готовы были стать союзниками Рейха в его борьбе с большевизмом и сионизмом. А воевать со всем миром, на два, на три фронта – это безумие, и неудивительно, что очень скоро наступил крах. В журнале на примере подводного флота Шеффер указывал, что уже за два года «победной» войны армия оказалась совершенно обескровлена – профессиональные кадры, подготовленные ещё в 30-е годы, были выбиты, а обучение новых требовало времени. Будь идеология более гибкой, опирайся она на разум, а не на предрассудки, – всё могло быть совсем по-другому, а война завершилась бы несколько лет назад полной победой.