Удар Молнии

«Молния» просочилась в Грозный за сутки до штурма, рассредоточилась «тройками» в тылу узлов сопротивления, чтобы потом «открыть ворота» отрядам оппозиции, основные же силы расположились неподалеку от бывшего обкома партии — теперь президентского дворца, у зданий МВД и департамента госбезопасности. Бой начался тотчас, как только вышли на исходные рубежи, но незаметный, неслышный: бесшумно снимали охрану, без выстрела захватывали караульные помещения, резали в колодцах кабели связи, через коммуникации, подвалы, подземные ходы проникали в цокольные этажи, скапливались и замирали в ожидании общей команды.

К утру в городе была отключена энергия, телефонная связь, парализованы телевидение и радиовещание — удалось вывести из строя передающие центры. Отыскали и помещение старой, еще советской «глушилки», однако подавить радиосвязь оказалось нечем, вывезли и разбили все оборудование. День был субботний, госучреждения не работали, в зданиях оставались лишь дежурные части, охрана, электрики и сантехники. Никто пока тревоги не поднимал, поскольку уже давно привыкли днями сидеть без связи и электричества, особенно в выходные.

Небольшие ударные отряды оппозиционных сил начали проникать в город с раннего утра, на частных автомобилях, с разных сторон, под видом торговцев и покупателей, сельских жителей, спешащих на городской рынок. Они сосредоточивались возле аэропорта Северный и в Ханкале, чтобы потом внезапным ударом захватить их, блокировать автотехникой взлетные полосы и при необходимости сжечь боевые самолеты из гранатометов и стрелкового оружия. Основные же силы оппозиции скрытно подтягивались в районы села Гарагорского и станции Червленой с бронетехникой, артсистемами, установками «Град» и личным составом, рассаженным в автобусы и грузовики.

Все шло гладко, пока под командованием генерала были свои собственные «зайцы», знающие дело и послушные всякой его воле. Однако вместе с ударными отрядами оппозиции, просочившимися в Грозный и временно поступившими в распоряжение «Молнии», вползла самая опасная зараза, которая только бывает в военном деле, и особенно в боевой обстановке, — неподчинение приказу. Генерал не обольщался по поводу организованности и боевых возможностей этих отрядов; они больше напоминали киношные отряды басмачей, шайки разбойников, некие ватаги, собранные авторитетным атаманом и не для какой-то важной и определенной цели, а как форма существования рода, клана, своеобразная вооруженная семейственность. Никто из этих атаманов не соглашался блокировать казармы национальной гвардии и отрядов ополчения, и ясно почему: придется выдержать напряженный бой до подхода основных сил, а это большие потери. Они хотели власти, возвышения своих тейпов, но никто не собирался умирать за это, отдавать в жертву соплеменников, переваливая самую тяжелую и опасную военную работу на соседа. С горем пополам генерал уговорил одного из командиров сосредоточить свой отряд возле казарм, однако когда прозвучал приказ «Штурм!», национальная гвардия оказалась свободной. И спасла дело лишь паника, начавшаяся после того, как «Молния» в течение получаса захватила все правительственные учреждения и парализовала действия дежурных подразделений на опорных оборонительных узлах города.

Гарнизон в Грозном участвовал лишь в стычках с оппозицией да в бандитских налетах на непокорные режиму села. Каждый его отряд и каждый боец были неплохо обучены, но все вместе они оказались неспособными выполнить такую крупномасштабную задачу, как оборона города. В войсках режима были те же болезни, что и в рядах оппозиции, каждый командир тянул одеяло на себя. Почти не оказывая сопротивления, деморализованный гарнизон начал стремительно отступать, как только на улицах города показались первые БТРы оппозиции. Никем не управляемое, народное ополчение попросту разбежалось по домам.

Вооруженные отряды оппозиции входили в город не боевыми штурмовыми порядками, а походными колоннами — как ехали по дороге, так и въехали в распахнутые ворота. И все лезли на центральную площадь, к дворцу, мяли танками легковые автомобили, сворачивали столбы, киоски, смешивались с горожанами и митинговали.

Грозный, как, впрочем, и власть, сам падал в руки оппозиции. Войдя в город практически без боя, упоенные бескровной победой, отряды оппозиции открыли стрельбу в воздух из всех видов оружия. Горский обычай отмечать событие выстрелами тут обратился в какое-то безумие. Генерал пытался одернуть полевых командиров, рекомендовал наладить преследование противника, гнать его в горы, отрезая от партизанских баз, и, измотав на дорогах, требовать сдачи оружия, но вразумить ошалевших от восторга лидеров оказалось невозможно, а Чеченец должен был приехать в Грозный лишь утром.