Удар «Молнии»

Дважды он выходил к дороге, пытался поговорить с солдатиками, едущими на броне, но его либо не слышали, потому что не хотели слышать, либо, угрожая автоматами, отгоняли от колонны, принимая то ли за шпиона, то ли за чеченца. Тогда он ушел к железной дороге, так же забитой составами с военной техникой, и тут выяснил, что из Чечни выводится последнее войсковое соединение российской армии — двести пятая бригада. Разыскать особый отдел оказалось не так-то просто, хотя поезда стояли в голой степи, выстроившись в длинную вереницу: что-то там случилось с рельсами впереди. Грязев шел вдоль вагонов, ощетинившихся стволами, и уже не скрываясь, спрашивал, в каком составе едет контрразведка бригады. Никто ничего не знал или не хотел знать, чаще всего посылали подальше и отворачивались. К железнодорожным путям подъезжали поржавевшие БТРы с бородатыми вооруженными людьми на броне, КАМАЗы, набитые гомонящими веселыми чеченцами, останавливались, что-то кричали, требовали, смеялись, показывая пальцами знак V — «виктория», швыряли на платформы с техникой водку, словно бутылки с зажигательной смесью, и если солдатики успевали ловить, следовал взрыв восторга и даже аплодисменты. А Грязев шел между двумя этими сторонами по краю насыпи, спрашивал и не обижался, если получал выразительный и определенный ответ. Наконец, возле платформы с самоходными артустановками заметил одиноко бредущего подполковника со звездами на погонах — всех других офицеров можно было отличить от солдат лишь по возрасту. Саня догнал его, пошел рядом, чуть ли не касаясь плечом; артиллерист словно ничего не видел.

— Послушай, брат, в вашей бригаде особый отдел есть? — как бы между прочим спросил Грязев.

Подполковник запахнул бушлат, наброшенный на плечи, поежился, обронил, даже не взглянув в его сторону:

— Где-то есть…

— А поконкретнее? — он обогнал артиллериста и стал.

— Ну зачем тебе отдел? Да еще и особый? — с внутренним злым смешком поинтересовался подполковник, печально взглянув на Грязева, одетого в цивильный потрепанный и грязный плащ.

— Да кое-что хотел спросить, — улыбнулся Саня.

— Знаешь, я эту публику… не уважаю!

— А мне до фонаря, уважаешь или нет. Ты только подскажи, где ее разыскать.

Из кузова грузовика, остановившегося возле эшелона, на платформу полетела бутылка, ударилась о башню самоходки — в лицо брызнуло водкой.

— Пей, урус! — загоготали чеченцы, потрясая автоматами. — Дорога веселей будет! Артиллерии хотел яйца резать — домой отпускаем! Иди и пей!

Подполковник не сразу отер лицо рукавом, стиснув зубы, потянул автомат из-под бушлата. Солдаты на платформе стояли не шелохнувшись, словно слепые и глухие. КАМАЗ затрясся вдоль насыпи, вдоль вагонов, выстроившихся в степи, как на параде.

— Ничего, терпи, брат, — проронил Грязев. — Утерся и терпи.

Артиллерист сверкнул глазами.

— Чего тебе? Чего тебе надо?

— Контрразведку!

— Вали отсюда!

— Ладно, не переживай. — Саня хлопнул его по плечу и подался мимо вагонов, вслед за чеченским грузовиком, принимающим «парад». Через минуту подполковник догнал его, без всяких прелюдий указал в хвост состава.

— Там твоя контрразведка, в пассажирском вагоне.

— Спасибо, брат, — тихо сказал Саня. — Береги нервы, царица полей, гляди весело!

Вагон особого отдела охранялся со всех сторон, спецназовцы в полном боевом облачении стояли на подножках, сидели на крыше, маячили за стеклами зарешеченных окон — как позже выяснилось, контрразведчики вместе со своим имуществом вывозили из Чечни назначенное Москвой правительство и часть собственной агентуры. Грязев подошел к вагону, и закованный в панцирь детина упер ему в живот автоматный ствол, из прорези маски глядели холодные, настороженные глаза.

— Давай, парень, дергай отсюда!

— А ты бы позвал мне кого-нибудь из оперов, — мирно попросил он.

— Я все сказал! — Охранник щелкнул предохранителем, и стало ясно, что настаивать не только бесполезно, но и опасно. Саня сел перед ним на землю, заложил руки за голову.

— Не горячись, браток, позови. Мне пошептаться надо. Он почувствовал еще один ствол у затылка. Руки невидимого человека профессионально ощупали одежду.

— Оружие есть?

— Безоружный, мужики…

— Кто такой?

— Ну вот, все тебе и скажи! — усмехнулся Грязев. Спецназовцы посовещались и все-таки позвали из вагона заспанного молодого человека в камуфляже без знаков отличия. Тот посмотрел на Саню с одной стороны, с другой, присел перед ним на корточки. Из-под бушлата высунулся пистолетный глушитель.

— Ты чей будешь-то, дружок?

— Внук дедушки Мазая, — в тон ему ответил Грязев и назвал свой старый, двухгодичной давности, опознавательный код.

— Да, внучок, промахнулся ты, — посожалел опер. — Не в масть попал.

— А ты пойди-ка, братец, к начальнику, — язвительно посоветовал он. — И его спроси. Может, он знает, кто дед Мазай и зайцы. И циферки мои назови.

— Не хочу, — поморщился тот и встал.

— Придется самому пойти, — вздохнул Саня и шагнул к вагону.

Оба охранника мгновенно оказались с двух сторон, взяли в клещи.

— Положите его в багаж, — распорядился опер. — В Моздоке разберемся.