Но был и один, уважаемый многими полевыми командирами, лидер оппозиции, который реально претендовал на власть в Чечне и который мог действительно установить мир и спокойствие в республике. Он принадлежал к известному и высокому по своему положению тейпу, был умным и честным политиком, доктором наук; его знали во всем мире, отмечали как блестящего дипломата и профессионала-экономиста. Однако его ненавидел «генсек». Ненавидел, пожалуй, больше, чем Диктатора, и никогда бы не поменял одного на другого.
Это был Чеченец, спикер расстрелянного парламента, знакомый генералу по октябрьским дням девяносто третьего. В Надтеречном районе он находился нелегально, и все попытки отыскать его штаб-квартиру не увенчались успехом: похоже, безопасность ему обеспечивали профессионалы. Ходила молва, что Диктатор за голову Чеченца назначил сумму в сто тысяч долларов, а по непроверенным данным, «генсек» — только в пятьдесят. Они не сошлись в размерах вознаграждения, однако в своих устремлениях — вполне. По всему району рыскали охотники за драгоценной головой бывшего спикера, и, должно быть, генерала воспринимали как одного из них, и те, кто мог бы хоть косвенно указать приблизительное местонахождение штаб-квартиры, упорно молчали. Встреча с Чеченцем решила бы сразу многие вопросы, в том числе и главный, с «серым кардиналом»: лидер оппозиции несомненно знал его и вел с ним борьбу за влияние среди полевых командиров.
После нескольких недель бесполезных поисков, уже в начале сентября, дед Мазай перетащил в Надтеречный район «тройку» Отрубина, чтобы наладить сбор оперативной информации относительно Чеченца. Конечно, была опасность налететь на выстрел из-за угла — охрана бывшего спикера любую разведку обязательно примет как вражескую, — но иного выхода не было. Работать в перенаселенных селах района, где перемешались десятки национальностей со всей Чечни, было и просто и сложно. Легко скрыться, смешаться, исчезнуть, поэтому генерал ходил и ездил в открытую, для внешней маскировки отпустив бороду и обвешавшись фотоаппаратами, с журналистским удостоверением в кармане то от какой-нибудь российской, то от зарубежной газеты, в зависимости от обстоятельств. Однако трудно было кого-либо отыскать в этом «шанхае»: людей крутило по районам, как в водовороте.
«Тройка» Шутова подготовила в Знаменском неплохую базу. На подставное лицо здесь был куплен каменный двухэтажный дом с усадьбой и хорошими подходами в любое время суток. При хорошем раскладе сюда можно было давно уже перетащить все спецподразделение, чтобы затем постепенно перебрасывать его в Грозный. Однако существовало незыблемое правило — начинать подготовку к операции лишь после того, как четко сформулирована и доведена до личного состава основная задача и есть несколько проработанных до виртуозности вариантов ее решения. «Молния» должна действовать, как молния, соединяя электрическим ударом две выверенные и самые близкие друг к другу точки на земле и в небе. Иначе весь гром — впустую…
Весь август генерал прожил на базе один, постоянно проверяя, нет ли наблюдения за домом, и когда сюда перебралась разведгруппа, эти обязанности он возложил на Отрубина. И тот через неделю засек слежку: кто-то наблюдал за усадьбой с крыши консервного завода, расположенного на соседней улице. Это могли быть и свои, если можно назвать своими разношерстную оппозицию, имеющую нечто вроде службы безопасности. Но возможно, за домом установили круглосуточное наблюдение спецслужбы Диктатора или… «грушники», призванные Мерседесом: в этом дурдоме было возможно все! Отрубин сразу же наладил радиоперехват и хотел забросить на крышу консервного завода пару микрофонов, как наблюдатели внезапно исчезли вместе со своей оптикой.
На следующий же день, возвращаясь домой пешком, дед Мазай вошел во двор и тут же почувствовал присутствие человека. Отрубинские мужики рыскали по району, в доме никого не должно быть… Он отступил к невысокому заборчику, за которым был сад, и потянул из-за пояса пистолет.
— Здорово, Серега! — послышался из-за крыльца громкий шепот. — Здорово, тезка! Ничего себе гостей встречаешь. А с виду — типичный газетчик…
— Кто тут? — спросил генерал, хотя уже догадывался кто…
— Дрыгин, да ну тебя! Убери ствол. Ну что, мне руки поднимать?
Дед Мазай плюнул, спрятал пистолет и пошел на голос.
Это был личный телохранитель Чеченца, однокашник генерала по школе КГБ, ради которого пришлось бегать по горящему Дому Советов четвертого октября.
— Ты здесь со своим шефом? — сразу же спросил дед Мазай, едва переступив порог. — Ну, говори?
— Ух, ты и нервный стал! — засмеялся тот. — Сначала скажи мне, рожа ты эдакая, как это ты воскрес? Я ведь на могиле твоей был! Водку пил, поминал, а ты, гад, живой! Только нервный!
— Значит, с шефом, — облегченно заметил генерал. — Это твои за мной тут присматривали? С консервного завода?
— Мои! Сам сутки отдежурил, когда доложили, что в доме живет человек, очень похожий на генерала Дрыгина, ныне покойного.