— Гена я, значит. А Олеська — не боись — никому про тебя не расскажет. — И начал возиться с доброй сотней замков, которые охраняли его плавсредство от лиходеев. Я тем временем перебрался в дюральку, примостился, как кочет, на средней скамейке и терпеливо ждал, пристроив на коленях «Спас-12».
— Ты с этим поосторожнее, — предупредил Гена, кивнув на дробовик. — Щас дерну. — И потянул за шнур стартера. «Ямаха» взвыла всеми своими лошадиными силами. Дюралька резко сорвалась с места и, чуть не черпнув правым бортом воды, заложила резкий вираж в направлении севера. Гена размашисто перекрестился. — И ты бы тож, паря… Един Господь знат, как все обернется. А ты не знаш. И я не знаю. И учти, паря, ни о чем тебя не расспрашиваю.
Я был благодарен ему за это.
— Сегоднясь на зорьке хотел поблеснить, — кричал он мне сквозь порывы ветра. — Так вот ведь ты объявился. Оно и к лучшему… Ты не боись, через час будем, где надо. А сестра у меня молчок. Ты не боись, паря. Все сделам, как надо. Поверхность воды была скрыта густым туманом, и Гена, даже не сверяясь с компасом, которого у него, скорее всего, и не было, ориентировался одними ему лишь известными методами.
— Не боись, паря. Недалече уже.
И лодка уверенно разрезала плотную белую стену водяной взвеси, негромко, совсем по-импортному взвывая мотором. Этот шум окончательно тонул в белой мгле, отдалившись от нас лишь на сотню метров, и я точно знал, что добраться до берега ему не хватит силенок. А значит, мы останемся незамеченными. А значит, уже через считанные часы мне предстоит встреча с Алиной. Эх, Алина, Алина…
— Не продуло? А, паря?
Продуло, но это не важно.
— К саму городу тя я не повезу. Знаю мысок один. Оттедова километра два по тропинке. Правильно?
— Да.
— Вот вишь? — В голосе Гены послышалась гордость. — Я ить догадливый. Все понимаю, да тока молчу… А ружжо свое брось. В воду брось, прямо сичас. В город ты с ним не пройдешь. Это, паря, совет. Я же хочу, как лучше.
Так действительно было лучше. И я последовал этому совету. Совсем незадолго до того, как нос лодки мягко уткнулся в податливый песок пляжа.
— Добавить бы. — Передние зубы у Гены отсутствовали, но эта щербатость никоим образом не портила его добродушной улыбки. — Добавь, а, братишка. А то ведь хозяйка заездила. Не выпить, не закусить.
— На. — Я вытащил из кармана несколько скомканных сторублевых бумажек. — А про меня забудь. Это и совет, и угроза.
— Могила, братишка. Да хотя бы в гестапе… И сестра у меня молчок…
Втащив лодку подальше на берег, чтобы не смыло волной, Гена проводил меня с полкилометра до начала широкой тропы, которая, как он уверял, выводила прямо к окраине Медвежьегорска, и долго на прощание тряс мне руку, преданно глядя в глаза.
— Могила, браток. Я ли не понимаю? Все понимаю…
Часть четвертая. БУЛЬТЕРЬЕР НА КРЫШЕ
— Все получилось? — Алина чмокнула меня в щеку, а Бакс в очередной раз обмусолил мне шею.
— Все! — Наконец-то я мог расслабиться, не озираться испуганно, не думать вообще ни о чем. — Получилось, и даже странно, насколько все сошло гладко. Только маленькие шероховатости… Лапка, держи курс на Питер. Объедем Онегу с севера. Как только выберемся из города, притормози у какой-нибудь забегаловки. Последним, что я ел в этой жизни, был хобот мамонта еще в ледниковый период.