Удар молнии

За несколько секунд до того, как бывший Пяльмский участковый Александр Степанович Свищ скончался от приступа астмы, розовые круги у него перед глазами расступились и за ними, словно из зерен мозаики, сложилась яркая красочная картина: девочка, стоящая на коленях, закрывает лицо ладошками, а в них упирается черный глушитель. А рядом два красных резиновых сапога — как пятно крови на фоне изумрудной травы.

* * *

Лысый мужчина в очках вернулся к карьеру через час. Он нес лопату с телескопическим дюралевым черенком. Такой игрушкой не очень-то поковыряешь глину, но для того, чтобы выкопать на дне карьера могилу, она годилась, как нельзя лучше. Песок подавайся легко, и уже через сорок минут мужчина, отирая с лысины пот, выбрался из глубокой ямы и начал перетаскивать в нее трупы. Туда же он бросил недопитую бутылочку самогона, обгрызенный батон колбасы и два резиновых сапога. Потом торопливо засыпал могилу и внимательно огляделся, — не забыл ли чего? Сложил черенок лопаты, трижды перекрестился и заспешил в сторону Пяльмы — туда, где оставил свою машину. Где собирался всю ночь наблюдать за домом, в котором остановился Никита — или совсем не Никита? — в надежде отыскать ответы хоть на некоторые вопросы, которые сейчас распирают головы больших чинов из Интеллиджеит Сервис — тех, что занимаютсявосточно-славянским сектором. В котором последние дни происходит что-то неладное.

* * *

В свою вторую поездку к острову Кезамаа я на этот раз отправился на «макаке». Славная баба Маруся не поленилась подняться в четыре утра и накормила меня плотным завтраком. Она набила противогазную сумку горячими пирожками, добавила к ним две поллитровых бутылочки с молоком, а когда я уже отъезжал на мотоцикле от дома, то заметил в зеркало, как милая старушка проворно крестит мне спину. Я даже расчувствовался и шмыгнул носом: «Баба Маруся, я очень тебя люблю!»

Накануне я предупредил, что собираюсь уехать на целый день, а возможно, даже и заночую в лесу. Удивительно, но мое заявление не вызвало никакой бурной реакции. Никто не охал и не качал головой. В лесу так в лесу. Наверное, бабе Марусе уже приходилось встречаться с подобными безбашенными дачниками.

Алину еще вечером я отправил в Медвежьегорск, очень надеясь на то, что там ей удастся найти какой-нибудь постоялый двор. Или снять комнату у старушки. Всего-то на пару ночей. Потом должен был появиться я, и мы бы поехали в Питер…

Я выбрался на Большую Озерную и протрещал мимо закрытого павильона «Мясо-Маркет-Колбасы», На проезжей части около тротуара валялся обрезок доски, который служил буфером между магнитами и который я вчера забыл под «Уазиком». Я улыбнулся ему, словно доброму знакомому.

…С Алиной мы договорились, что, начиная с сегодняшнего полудня, она каждый четный час будет ждать меня у Медвежьегорского узла связи. В двенадцать… в два часа дня… в четыре… С перерывом на ночь с десяти до восьми, хотя я очень рассчитывал на то, что появлюсь там сегодня вечером. А в это время Йозепа Кезамаа черти уже будут волочить в ад. Или он будет стучаться во врата рая? Возможно и это. Кто его знает, безногого академика? У подобных типов везде есть связи.

Я свернул под погнутый знак и покатил по военной дороге. На маленьком «Минске» мне это удавалось не в пример быстрее, чем на «Москвиче». Снова навстречу не попалось ни единой машины, ни одного человека. Мне продолжало везти. Уже через пятьдесят минут я проскочил мимо заросшей дорожки, по которой углублялся в лес неделю назад. На этот раз проблема того, где спрятать свой транспорт, не стояла настолько остро, и я даже рассчитывал выехать на мотоцикле прямо к своему лагерю.