Удар молнии

Его слова не смягчили того впечатления, которое произвел на нее взгляд в зеркало по возвращении домой, когда она решила принять душ. Сняв платье и бюстгальтер, Алекс медленно размотала бинт и с обреченным взглядом подняла глаза Она пыталась смотреть на отражение своего лица, но потом взгляд ее скользнул вниз, она вскрикнула и отступила от предательского стекла. Смотреть на это было невозможно. Она и представить себе не могла, как уродливо это выглядит. Там, где раньше красовалась одна из ее изящных грудей, теперь была плоскость розового цвета, которая когда-нибудь приобретет цвет нормальной кожи. Алый рубец пересекал это место там, где врачи сделали надрез, чтобы удалить грудь вместе с кожей и соском, — а потом наложили шов. Ничего отвратительнее она в жизни не видела, и даже тот факт, что она таким образом сохранила себе жизнь, ее нисколько не утешил. Алекс почувствовала подступающую к горлу тошноту, медленно опустилась на ковер в ванной и заплакала, обняв руками колени. Прошел час, и ее рыдания услышала Кармен. Когда она вошла в ванную, Алекс так и сидела на том же месте, всхлипывая и вытирая слезы.

— О, миссис Паркер… Что случилось? Вам больно? Может быть, позвонить врачу?

Остановиться Алекс не могла. Она лишь покачала головой и крепче прижала колени к своей одинокой груди.

— Уходите… уходите, — говорила она, напомнив Кармен Аннабел. Старая няня опустилась на пол рядом с ней, утешая ее, как больного ребенка.

— Не плачьте… не плачьте… мы вас все так любим, — сказала она, обнимая Алекс, которая лишь покачала головой в новом приступе рыданий.

— Он меня ненавидит… Я так уродлива… Он ненавидит меня..

— Я позвоню ему, — успокаивающе произнесла Кармен, но Алекс застонала и уронила голову на колени, умоляя ее не звонить Сэму.

— Оставьте меня, — повторяла она.

Кармен пыталась утешить свою хозяйку, но Алекс не подпускала ее к себе, и та в конце концов вернулась в кухню. Из ванной еще долго раздавались приглушенные рыдания, и Кармен сама едва сдерживала слезы. Наконец Алекс прекратила плакать и совершенно безжизненным голосом крикнула:

— Пожалуйста, сходите за Аннабел.

— А может, лучше вы, миссис Паркер? Она так обрадуется.

— Я не могу, — ответила Алекс таким голосом, которым говорили бы мертвые, если бы могли говорить. Ей казалось, что ее убили.

— Нет, вы можете… Если хотите, я пойду с вами. Давайте пойдем вместе.

Доведя Алекс до платяного шкафа, она протянула ей свободное вязаное платье.

— Наденьте это. Аннабел наверняка понравится.

— Я не могу, Кармен. Я просто не могу. — Алекс снова начала всхлипывать, но на этот раз Кармен крепко обхватила ее за плечи, желая утешить и поддержать.

— Можете. Я помогу вам. — Теперь они плакали обе.

— Зачем? — Алекс хотелось только одного — умереть, но Кармен была исполнена решимости не позволить ей этого.

— Потому что мы вас любим. Мы поможем вам оправиться. Очень скоро вы придете в норму, — убежденно проговорила она, пытаясь взбодрить свою хозяйку. Но Алекс покачала головой.

— Я не приду в норму, — сказала она, надевая платье. — Мне будут делать химиотерапию.

— Да что вы! — с ужасом протянула Кармен, но взяла себя в руки. — Ничего… прорвемся.

Она явно решила не оставлять Алекс. Прекрасная женщина и прекрасная хозяйка, конечно, она этого не заслуживала.

У нее были любящий муж и маленькая дочь. Алекс нужно было жить — ради них, и Кармен собиралась помочь ей.

— Мы зайдем за Аннабел, а потом перекусим. А потом вы приляжете, а мы с Аннабел пойдем в парк.

Кармен разговаривала с ней очень ласково, так, как говорят с детьми, но это не уменьшало ту чудовищную душевную боль, которую испытывала Алекс. Ей никогда не приходилось видеть ничего более безобразного, чем последствия этой операции.

Но она все же нашла в себе силы вместе с Кармен зайти за Аннабел, после чего они медленно вернулись домой. Алекс все время молчала, но Аннабел, похоже, этого не заметила. Кармен подала на ленч приготовленный ею суп с помидорами и по сандвичу с индейкой. Уложив Алекс, она сказала Аннабел, что маме нужно отдохнуть. Девочка, впрочем, решила, что это игра. Она подоткнула одеяло, словно одной из своих кукол, и безмятежно отправилась в парк.

Вечером она рассказала об этом папе, и тот решил, что Алекс снова разыгрывает из себя инвалида, как он это называл.

— Что это за дела? — спросил он самым обыденным тоном, после того как Аннабел легла спать. — Ты опять целый день спишь?

Его голос выдавал почти откровенное недовольство. Мальчиком он был свидетелем того, как медленно увядала его мать, и воспоминание об этом приводило его в ярость до сих пор. Он не хотел, чтобы теперь это повторялось на глазах у Аннабел. Даже теперь, когда он стал взрослым, у него не прошел этот почти маниакальный страх перед болезнью.

— Я просто прилегла отдохнуть. Я очень устала — я ведь ходила к доктору Герману.

Голос Алекс по-прежнему оставался безжизненным, а глаза ее ничего не выражали.

— А результаты патологических анализов пришли?

— Да. Затронуты четыре лимфоузла. Нужно делать химию, — мертвым голосом сказала она. — Он снял повязку.