— Разумеется, существует масса приверженцев лампэктомии, предлагающих делать ее практически во всех случаях, но я лично считаю, что риск, связанный с этим методом, слишком велик, и последствия такого решения могут быть самыми катастрофическими. Мастэктомия, особенно в сочетании с химиотерапией, — это самый надежный способ навсегда избавиться от болезни. Я придерживаюсь консервативного подхода, — твердо сказала доктор Уоллерстром, отметая все прочие школы — пусть даже солидные и авторитетные — без всяких колебаний. — Я сторонница мастэктомии. Конечно, вы можете предпринять что-нибудь еще — лампэктомию или облучение, например, но вы же деловая женщина и сами постепенно осознаете, что это нереально. У вас нет времени на длительное и кропотливое лечение, и впоследствии вы можете пожалеть о том, что не выбрали более радикального метода. Если вы сейчас предпочтете сохранить грудь, потом это может оказаться роковой ошибкой. Разумеется, вы можете рискнуть. Это ваше дело. Но лично я полностью солидарна с доктором Германом.
Она не только соглашалась с ним, но ей, казалось бы, нечего было добавить — ни капли тепла, доброты или чисто женского сочувствия к Алекс. Она была еще более безжалостна и хладнокровна, чем доктор Герман. Перед встречей Алекс думала, что они найдут общий язык хотя бы потому, что они обе женщины, но доктор Уоллерстром настолько не понравилась ей, что она еле дождалась окончания визита и, выйдя на улицу, с облегчением вдохнула свежий октябрьский воздух. Ей казалось, что она просто задыхается от всего услышанного.
Алекс приехала в здание суда в четверть девятого и была поражена тем, как мало времени врач потратила на такой серьезный разговор. Впрочем, серьезным он был исключительно для Алекс. Для всех остальных это был самый заурядный случай. Все очень просто — отрежь себе грудь, и проблема решена. Пока ты врач, а не пациент, все предельно легко. Для них это был вопрос теории и статистики. А для Алекс — ее жизнь, ее внешность, ее будущее. И принять решение ей было нелегко.
Алекс была разочарована тем, что, узнав независимое мнение второго человека, она еще больше уверилась в том, что с ней происходит что-то страшное и что возможностей для выбора у нее не так уж много. В глубине души Алекс надеялась, что доктор Уоллерстром хотя бы частично развеет ее страхи, сказав ей, что она просто перенервничала и повела себя глупо.
Но вместо этого она только подкрепила испытываемый Алекс ужас, заставив ее чувствовать себя еще более испуганной и одинокой. Необходимость в биопсии не отпадала, нужно было проанализировать состояние опухоли, и окончательное решение все равно было за Алекс и ее хирургом. Разумеется, оставался шанс, что опухоль окажется доброкачественной, но после всего, что она услышала в последние дни, это казалось ей все менее и менее вероятным.
Даже добродушный отказ Сэма поверить в худшее казался ей теперь абсурдным. Его непреклонное нежелание обсуждать с ней возможные варианты в сочетании с напряженным течением процесса и гормональными таблетками, которые продолжали влиять на ее настроение, привели к тому, что в течение всей недели Алекс с трудом удерживала себя в нормальном душевном и эмоциональном состоянии. У нее было такое ощущение, будто она идет по дну реки, борясь с давлением воды.
Единственное, что удерживало ее от того, чтобы утратить контроль над собой, — это невероятно сильная поддержка Брока во время работы. Когда суд полностью освободил Джека Шульца от всех обязательств перед истцом, это показалось ей чудом.
Судьи отказали истцу во всех его требованиях, и Джек должен был быть благодарен ей до конца своих дней. Процесс занял всего шесть дней, и уже в четыре часа в следующую среду дело было закончено. Победа в зале суда была единственной приятной вещью, которая произошла за последнее время.
Опустошенная, но удовлетворенная, Алекс сразу же после окончания судебного заседания поблагодарила Брока за его помощь. Это были самые тяжелые десять дней в ее жизни, о чем, кроме нее самой, никто не догадывался, и без работы в связке с Броком ей пришлось бы трудно.
— Без тебя бы я не справилась, — с искренней благодарностью сказала Алекс. Последние несколько дней совершенно вымотали ее.
— Это все твоих рук дело, — с восхищением ответил он.
Наблюдать за тобой в зале суда — одно удовольствие. Это похоже на балет или безупречно проведенную хирургическую операцию. Ты не пропустила ничего — ни единого шва, ни единого шага, ни единого разреза.