- Нет, я спрашиваю о сроках, за которые можно сформировать специальное подразделение.
- Дня три, максимум - четыре. Завлаб остановился, вскинул голову. Глаза его на миг замерли.
- Вы что, шутите?
- Не шучу, - спокойно проронил генерал. - Такое подразделение есть. И называется оно - "Молния". Вернее, было... Расформировано в конце девяносто третьего, после известных событий.
- Было?.. Странно!.. Расформировано? - растерянно забормотал он.
- На этом свете все уже было! Все придумано, изобретено...
- Расскажите мне... о "Молнии"! - потребовал Завлаб и сел на скамеечку. Почему о ней никто не знает?
- Кому было положено - знали, - дед Мазай по-стариковски вздохнул и нехотя изложил основные данные по спецподразделению. Собеседник отчего-то чувствовал себя обманутым и оскорбленным. Должно быть, на теннисном корте уже не оставалось людей, посвященных в недавние государственные тайны. Новый набор политиков начинал с нуля, и всякая мысль, рожденная в их головах, казалась им, вероятно, гениальной. Так чувствовали себя на земле дети Адама и Евы, родившиеся от греха родителей.
Рассказывая о "Молнии", генерал неожиданно подумал, что не следует посвящать этих государственных людей во все тонкости диверсионно-разведывательной работы, ее тактики и стратегии. Пришедшие управлять огромной страной, недоученные ученые, завлабы, заочники, воспитанные на литературе о суперменах, могли войти во вкус и впоследствии решать вопросы геополитики силой кулака. Печальный опыт был известен всему миру. В тридцать третьем к власти в Германии пришли десятиклассники, прошедшие школу штурмовых отрядов...
Сначала Грязева смутили венки, точнее, черные ленты с надписями.
От кого их только не было, кто только не выражал скорбь - ветераны КГБ, сотрудники ФСК, Министерство внутренних дел, союз офицеров, родственники, жена, какие-то частные люди и даже Генштаб. А вот "Деду Мазаю от зайцев" нет! Будто никто из "Молнии" не приходил проводить в последний путь своего командира. Что-то здесь было не так...
На кладбище в вечернюю пору было тихо, даже могил не копали. Саня посидел возле укрытой венками могилы без движения и скоро почувствовал за собой слежку. Среди печальных могил, среди этого царства мертвых взгляд живого человека ощущается особенно остро. Как ни прячься, ни таись, глаз не спрячешь... Тут и появился этот человек, назвавшийся Мангазовым. Представился старым товарищем генерала - будто вместе заканчивали школу КГБ, после чего пути надолго разошлись, будто служил он в госбезопасности Азербайджана и при Горбачеве вышел в отставку в звании полковника. Скорее всего, так и было, поскольку Мангазов великолепно знал работу спецслужб и "узнавался" как профессионал.
Его появление еще больше насторожило Грязева, оторванного от ситуации в кругах ФСК. Новый знакомый рассказал ему, как погиб генерал Дрыгин, и предложил подвезти домой. Однако по дороге уговорил заехать к нему на квартиру и помянуть деда Мазая по-настоящему, дескать, живет он сейчас один и в такую скорбную минуту не хочется оставаться одному в пустом доме. Мол, и у тебя та же история.
Саню Грязева действительно ждала пустая квартира, где он не был около трех месяцев. Но закавыка была в том, что он не говорил Мангазову, где и с кем живет. Можно было сделать единственный пока вывод: вокруг деда Мазая шла какая-то странная пляска и он, Грязев, с дороги, с "корабля", попал на какой-то любопытный "бал". Он решился заехать в гости и оттуда уж позвонить Головерову либо Тучкову и прояснить обстановку. У себя дома Мангазов стал смелее, развязнее, сразу перешел на "ты" и на правах старшего начал диктовать свои условия. В первую очередь загнал Грязева в ванную, а тем временем принялся собирать на стол. Саня не успел позвонить - попросту был не допущен к телефону навязчивой заботой и вниманием, а когда домывался - услышал в квартире женские голоса и смех. Оказалось, что однокашник покойного деда Мазая вызвал своих знакомых женщин, чтобы приготовили поминальный ужин: вроде бы несолидно мужикам заниматься кухней.
Грязев не раз встречался с породой навязчивых и невероятно гостеприимных людей и всегда чувствовал себя неловко, не мог отказать и непроизвольно вынужден был подчиняться. Мангазов оказался именно таким, однако Саня угадывал в этом скрываемый умысел. Встреча возле могилы на Ваганьковском была не случайной, новый знакомый был слишком участливым к его судьбе и своей опекой стремился парализовать самостоятельность и независимость гостя. После ванны он чуть ли не насильно заставил Грязева снять грязную одежду (у Сани не оставалось ни одной чистой рубашки) и вручил ему новый спортивный костюм из своего гардероба. Все мысли и хлопоты Мангазова как бы теперь сосредоточились на госте, и скорбь по генералу отошла на второй план. Женщин он позвал двух, с определенным расчетом, причем коротко стриженная, мальчишечьего вида проявляла знаки внимания к хозяину, а вторая - мягкая в движениях, но крепкотелая Валя не скрывала интереса к гостю.