Дядя обиженно надулся, но всё-таки закрыл рот. Карета тихо покачивалась на рессорах, поскрипывали колёса, размеренный цокот копыт доносился сквозь городской шум.
— Мне нужно в Гимназию, — сказал Краснослав.
— Сенька! В Гимназию! — отец постучал в стенку кареты. — Может, лучше домой?
Кувалда покачал головой. Рептилии сделали свой ход, и он был обязан ответить. Ответ не обязательно должен быть таким же жестоким, но он должен быть неотвратимым и понятным. Чтобы проклятые змеи даже думать не смели о своих коварных планах.
В первую очередь, нужно будет снова выйти на революционеров и Левского. Теперь, когда он засветился, это будет гораздо сложнее, но Кувалда выпутывался и не из таких ситуаций.
Похоже, что-то мелькнуло в этот момент на лице Краснослава, потому что дядюшка уставился прямо на него, подозрительно щурясь.
— Ты что-то затеял, — сказал Дормидонт Ильич.
— Да, — не стал отпираться Кувалда.
— Надеюсь, это не будет порочить доброе имя Сычёвых, — фыркнул дядя. — А то я уже слышал, как ты в околотке ночевал. И ресторацию разгромил.
— Дормидонт... — попытался урезонить его Афанасий Ильич, но дядя продолжил.
— Слухи по Петрограду бродят, закачаешься! А это бросает тень на всю нашу фамилию! — дядюшка даже ткнул узловатым тонким пальцем в Краснослава.
По большей части эти слухи были правдивы, но признаваться в этом Краснослав не хотел.
— Досадно, дядюшка, что какие-то слухи для вас важнее, чем родная кровь, — сказал он.
Дормидонт Ильич скривился, но ничего не ответил. Для дядюшки даже утренняя газета или узел на галстуке были важнее племянника. В конце концов, в очереди наследования Дормидонт Ильич был следующим после Краснослава.
— И, кстати, про фамилию, — добавил Кувалда. — Вы, дядя, беспокоитесь за честь вашей дочери?
— Что? — вскинулся Дормидонт Ильич, невольно сжимая кулаки.
— Так вот, Кирилл Романов, с которым вы так хотели меня помирить, хотел её обесчестить. И тогда, зимой, и сейчас. Мириться с ним, вот что бросит тень на нашу фамилию. А не какие-то там слухи, — сказал Кувалда.
Дормидонт Ильич открыл рот, но не произнёс ни звука. Только сжал кулаки так, что побелели костяшки.
— Спокойно. Агния в порядке. Я за ней присматриваю. И вашему человеку поручил то же самое, — добавил Краснослав.
— Я в тебе не сомневался, сын, — пробасил Афанасий Ильич.
Кувалда кивнул.
— Хорошо, — выдавил дядя. Он выдохнул и откинулся назад, на спинку сиденья. — Моего человека, значит, тоже обнаружил?
— Кого? — вклинился в разговор Афанасий Ильич. — Твоего человека? Что за дела, Доря?
— Он солдат, а не разведчик, это было нетрудно, — произнёс Кувалда. — И он должен оставаться в Гимназии, пока мы с Агнией не выпустимся. Он бывает полезен.
Дядюшка исподлобья глянул на него, почесал выбритый подбородок. Дормидонт Ильич ненавидел, когда ему указывают, что делать, но требование выглядело разумным.
Карета медленно остановилась у ворот Гимназии, Кувалда отдёрнул шторку, посмотрел в окно. Улица выглядела тихой и спокойной, но верное чутьё шептало, что здесь его могут ждать рептилоиды, и он не спешил выходить. К тому же, если установлена слежка, то рептилии могут отправиться следом за каретой Сычёвых, и кто знает, что они могли бы сделать с отцом и дядей. Кувалда дважды стукнул в стенку кареты.
— Сеня! Давай чуть дальше, на пару кварталов! — крикнул он.
— Мы так в усадьбу за полночь только приедем, — буркнул дядя.
Кучер хлестнул поводьями, и карета тронулась снова. Кувалда посматривал из-за шторки, внимательно сканируя каждого прохожего. Сегодня лучше было перестраховаться.
— Зато приедете целыми, — отрезал Краснослав. — День сегодня какой-то нехороший.
Пусть он выглядел параноиком, но он был живым параноиком.
Через два квартала кучер остановился возле полицейского участка, и Кувалда счёл это место приемлемым.
— До свидания, — произнёс он, по очереди прощаясь с отцом и дядей.
Афанасий Ильич крепко пожал ему руку, дядюшка просто молча кивнул. Кувалда выскользнул из кареты на тротуар, поправил одеяло, до сих пор лежащее на плечах на манер мексиканского пончо, и пошёл к Гимназии, не обращая ни малейшего внимания на удивлённые взгляды прохожих.
Глава 4
Гимназия встретила майора Кувалду пустым фойе, гулким и холодным. На входе его остановила вахтёрша, княгиня Курбская, печальными серыми глазами глядя на его странное одеяние и чумазое лицо.
— Не велено тебя пускать, — вздохнула старушка. — Директор лично насчёт тебя распорядился. Исключил тебя.
Ожидаемо. Старый козёл исключил его, пока из Краснослава доставали пули. Заранее, не дожидаясь государева решения. Но в Гимназии слово императора — закон. Куда весомей, чем немецкое лопотание.
— Император меня зачислил обратно, — сказал Кувалда.
Курбская улыбнулась, словно это была не слишком удачная шутка.
— Варвара Петровна, я не шучу, — добавил он.
Майор знал, что в гимназии ему не поверят на слово. Поэтому сразу истребовал документ с царской подписью и печатью, который и показал вахтёрше.
— Ой, можешь не показывать! Я ж слепая, не увижу, так верю тебе! — запричитала вахтёрша.