Удар кобры

– Мофф пока удерживает их в автобусе, на первый взгляд они в полном порядке. Их, похоже, везут не в Соллас, а в какое-то другое место, вероятнее всего в соседний город. Мы рассчитывали, что ты сумеешь перехватить их где-то, прежде, чем их увезут слишком далеко, принимая, конечно, во внимание тот факт, что сможем достаточно быстро связаться с тобой.

– И?

Телек замешкалась.

– Так… по нашим оценкам через десять-пятнадцать минут автобус будет пересекать главную дорогу, идущую от Солласа в южном направлении. Но от нас это на расстоянии двадцати с лишним километров…

– Сколько на борту квасаман? – он резко перебил ее.

– Обычный эскорт из шести человек плюс моджои, – сообщила она. – Но даже если ты сумеешь попасть туда вовремя, я не представляю, как можно освободить их, не подвергая опасности.

– Я найду способ. Только не улетайте, пока я не вернусь с ними… или пока не станет ясно, что я уже не вернусь.

Он прервал связь и ползком начал пробираться от куста назад под защиту лесного полога. Разбирать лазер на всякий случай он не стал. Двадцать километров за десять минут. Совершенно безнадежно даже по ровной поверхности… но, может быть, квасамане на этот раз постараются перехитрить самих себя. Шесть охранников в обычном автобусе, даже с моджои – этого явно было маловато для четырех, пусть и невооруженных, пленников. На их месте Пайер при первом же удобном случае переместил авентайнцев в более безопасное средство передвижения… и, по его мнению, тот южный перекресток был самым идеальным местом для такой пересадки. И, если его догадка была верна, то вся группа пробудет там несколько дольше. Может быть, этого времени ему как раз и хватит для того, чтобы тоже успеть туда.

Но в таком случае ему придется иметь дело не только с квасаманами из эскорта, но и с теми, которые прибудут для дальнейшей транспортировки пленников. Но ничего другого ему не оставалось. Для Кобры Альмо Пайера пришло время стать тем, кем он и намеревался быть. Не шпионом и даже не охотником на остистых леопардов Авентайна.

Воином. Именно для этого ему и было имплантировано все его оснащение.

Настроившись на самый быстрый бег, который был возможен в лесу, он устремился на юг. Теперь все зависело от него.

Теперь все зависело от него.

Йорк, чтобы расслабить мышцы, успокоить нервы и подготовиться к действию, сделал глубокий вдох, используя технику биологической обратной связи, которой его обучили, когда он был морским пехотинцем. Справа от себя и чуть впереди на фоне темнеющего неба он увидел силуэт Солласа. И, насколько он помнил сделанные с воздуха карты, теперь они находились на самом близком от города расстоянии. Пришло время осуществить свою попытку… и заодно узнать, насколько опасны были эти моджои.

Пишущая ручка и кольцо как бы невзначай оказались в его левой руке. Сняв с запястья той же руки часы-калькулятор, он продел ручку через ремешок и убедился в том, что контакты пришли в надежное соприкосновение. Кольцо, пропущенное через зажим ручки, встало на свое место, и палмит был готов. Чтобы привести его в боевое положение, нужно было нажать на калькуляторе три кнопки.

Обернув ремешок часов вокруг правой ладони, он приподнял руку над спинкой стоящего впереди сиденья. Еще несколько километров назад Мофф передал свои полномочия по охране одному из членов эскорта, но внимание квасаманина в данный момент было приковано к Ринштадту и Джошуа. Я могу сделать один свободный выстрел, – напомнил себе Йорк, и, нацелив ручку на охранника, он нажал на спуск.

Квасаманин, когда тонкая стрела глубоко вонзилась в его щеку, резко дернулся, его пистолет по инерции взметнулся вверх в поисках мишени, но совершенно бесполезно. Глаза его от действия мощной смеси нейротоксинов уже начали стекленеть. Йорк перевел палмит на моджои на плече мертвого человека, и второй дротик тоже угодил в свою мишень… но, как только он направил палмит на моджои Моффа, тут-то и начался сущий ад.

Эти птицы оказались достаточно умными. Едва мертвый квасаманин свалился на пол, как оставшиеся пять моджои взмыли в воздух и устремились к нему, как пять разъяренных сине-серебряных фурий. Он сделал еще два выстрела, но оба раза промазал, а птицы уже набросились на него. Впившись когтями в его лицо и руку с оружием, они свалили его на сиденье. В тумане агонии он еще был способен различить крики Ринштадта и непонятные вопли квасаман. Бьющие крыльями моджои слепили его, но ему не нужно было зрения, чтобы узнать, что кожа с его правого предплечья была практически содрана, а правая кисть вся искромсана когтями и клювами моджои, отчаянно в едином порыве пытавшихся добраться до палмита и отобрать его. Но ремень, охватывающий открытую руку, прочно удерживал его на месте, хотя желание не отдавать его давно исчезло. Рука его была охвачена огнем боли, которая волнами достигала его сознания. Внезапно птиц не стало. Они улетели и теперь пронзительно кричали на него со своих насестов на плечах квасаман, тогда он увидел, что они сделали с его рукой…