— Понимаете… — я лихорадочно придумывал отмазку, — Я уже задумался о том, что буду делать потом, когда выйду из детдома. Вряд ли мне светит вспышка, как вы понимаете. Возраст уже граничный. Да и вообще… — сделал я неопределенное движение рукой, как бы подчёркивая, что уверен, что шансов у меня никаких, — А для этого хотелось бы получить хоть какую-то информацию о контактах моих родственников. Сам я мало уже что помню. Может, кто сможет помочь потом с первыми шагами.
— Я тебя понял, но в этом вопросе я тебе помочь не смогу, — он откинулся на спинку кресла и отвёл от меня взгляд, — По нашим правилам, личное дело воспитанников выдается только после выпуска, да и к тому же у меня прямое распоряжение от твоей родни о запрете кому либо раскрывать информацию о них, включая тебя. Так что советую не рассчитывать на помощь со стороны и сразу строить дальнейшие планы на жизнь без чьей либо поддержки. Такова жизнь, парень. Сам. Всё сам.
— Я вас понял, — вздохнул я. Ну что ж, не прокатило. Ничего страшного. Значит, пойдём другим путём. Вряд-ли дело хранится у него тут. Наверняка должен быть какой-то архив. А в этот архив у кого-то должен быть допуск.
— Теперь-то всё? — с нетерпением в голосе спросил директор, всем своим видом показывая, что очень занят, поглядывая на бумаги.
— Почти, — заторопился я, всем сердцем чувствуя, что ещё чуть-чуть, и меня просто выгонят отсюда, — Я понимаю, что это может выглядеть как настоящая наглость с моей стороны, но нельзя ли меня освободить на следующих выходных от субботника и отработки? Я готов делать любую работу, не выходя из здания.
— Нет, Михаил, в этот раз тебе всё же придётся выйти на улицу, — покачал он головой, — Есть определённые правила обязательные для всех и я не собираюсь делать ни для кого исключений. Ты уже отдохнул одни выходные и хватит.
Ну и ладно. Я даже не расстроился особо. Раз по хорошему не получилось, значит, будет по плохому. Всего-то и надо, нахамить кому-нибудь из преподов, чтобы в карцер загреметь.
— И если ты опять попадёшь в карцер, — как будто прочитал мои мысль директор, — То так просто уже не отделаешься. Два попадания в карцер за один месяц — это уже достаточное основание для отправления твоего дела в отдел по делам несовершеннолетних, что скорее всего приведет к появлению в твоем деле чёрной метки.
Блин. Облом. По простому пути пойти не получилось. Ну да хрен с ним. Прорвёмся. Вечно бегать от проблем всё равно не получится. Надо тогда с максимально пользой провести оставшееся до выходных время. Сейчас тогда сразу пойду получу экипировку и погоню своих раздолбаев в зал. Я попрощался с директором и пошёл к выходу, не замечая, как тот задумчивым взглядом провожает меня.
Директор дождался, когда странный воспитанник покинет его кабинет, и нажал кнопку на селекторе, — Аня, зайди ко мне.
Через две секунды дверь кабинета открылась и внутрь быстрым шагом зашла секретарша.
— Вызывали, Дмитрий Сергеевич?
— Да… — он продолжал задумчиво крутить в руках ручку, — Сходи, пожалуйста, в архив, найди личное дело Михаила Тормашева и принеси ко мне.
— Хорошо. Что-нибудь ещё?
— Нет. Иди. — отпустил он её. Очень странный воспитанник. Он помнил его совсем другим. Мягким нерешительным мямлей, не способным в разговорах с ним и двух слов связать. Вечно краснел, потел, мялся и заикался. Тут же… Совсем другой человек. Собранный, умеющий грамотно озвучить свою позицию. Всё это следовало хорошенько обдумать. А личное дело от греха по дальше убрать в свой сейф. Очень уж тот задумчивым стал, когда ему отказано было в доступе к делу.
— Дмитрий Сергеевич, вот, как просили, принесла, — секретарша беззвучно просочилась в кабинет и положила ему на стол. Вот ведь… Так задумался, что и стука не услышал.
— Спасибо. Можешь идти.
Дождавшись когда она выйдет из кабинета, директор отодвинул висевшую на стене картину, ввёл код и убрал дело. На минуту промелькнула было мысль ещё раз с ним ознакомиться, но он тут же её прогнал. Не до того. Некогда. Да и к тому же он и так знал всё, что там написано чуть ли не наизусть.