Удар! Ещё удар!..

Трибуны гудели, не смолкая ни на минуту. Обычно бег на десять тысяч метров однообразен. Целых полчаса методично описывают бегуны круг за кругом, круг за кругом, как стрелки по циферблату секундомера. Только движутся бегуны в обратном направлении — против часовой стрелки, спокойно, ритмично и как будто даже неторопливо. Это не футбол! Тут нет ударов по воротам, острых и бурных атак. Борьба здесь не такая яркая, она менее видна зрителям. Вскоре после старта внимание болельщиков обычно спадает. Вновь оживляются трибуны лишь перед финишем, когда борьба вступает в решительный этап.

Но нынче зрители не отрывали глаз от дорожки. Всех захватил поединок Вакулина и Шарова. Остальные бегуны уже отстали: самый близкий из них шел в двадцати — двадцати пяти метрах за Шаровым.

— Плюс семь! — взволнованно крикнул тренер, когда Вакулин на двадцать первом круге мчался мимо него.

Это уж слишком! Вакулин рассердился. Сумасшедший паренек навязал ему чересчур лихорадочный темп. Впереди еще целых четыре круга, тысяча шестьсот метров. Так они оба «скиснут», не дотянув до финиша.

На двадцать втором круге Вакулин снова попробовал ослабить темп, но в ответ Шаров вторично попытался обойти его. Очевидно, первая неудачная попытка не обескуражила его.

И опять они долго бежали плечом к плечу. Вакулин очень устал, но не хотел уступать. Впереди еще больше километра, но дай только вырваться этому пареньку — потом не достанешь его!

И снова они, тяжело дыша, почти касаясь друг друга плечами, дошли до виража, и Шаров был вынужден отступить, уйти за спину чемпиона.

«Не вышло! — с явным облегчением подумал Вакулин. — Теперь-то малыш утихомирится! Шуточки! После двух таких рывков язык высунешь».

Болельщики уже давно повскакали с мест и что-то кричали. А бегуны продолжали мчаться вперед.

«Однако упорный хлопец! — вдруг с уважением подумал о своем сопернике Вакулин. — Не отстает! А совсем еще птенец. Подучить такого — орел будет!»

Начинался предпоследний круг.

Надо было «собраться», подготовиться к рывку на финише, но Вакулин чувствовал: сил для этого нет. Ноги двигались не так стремительно, как прежде. Любовно сделанная упругая дорожка, где внизу под мелкой, тщательно просеянной гарью чередовались слои чернозема и опилок, эта чудесная дорожка уже не стелилась сама под ноги. Наоборот, она теперь словно мешала: тяжелые ноги, казалось, увязали в ней, как в перине или в болоте.

Сердце стучало часто и гулко, будто какой-то великан огромным кулаком бил изнутри по ребрам.

«Темп не мой! Не мой темп! — с горечью думал Вакулин. — Слишком быстрый темп».

И замедлил бег.

«Пускай обходит! — решил он. — На финише еще поборемся!»

Но они пробежали еще метров двести, а Шаров почему-то не пытался захватить лидерство, хотя Вакулин по-прежнему слышал за спиной его пружинистый шаг.

«И у него сил-то маловато! — догадался чемпион, однако подумал об этом без всякого злорадства. — Обходить уже не решается. Но ведь надо!.. Что он делает? Из-за меня теряет такие „хорошие секунды“! А рекорд? — вдруг встревожился он. — Этот хлопец, конечно, и не знает, что может сейчас побить всесоюзный рекорд! Уже семь лет держится он, а тут такая чудесная возможность!. Что Шаров медлит? Выкладывай себя, дорогой, не жалей! Весь наш спорт прославишь!»

Полгода упорно работали Вакулин и тренер, готовясь к этому забегу, тщательно выверяли все отрезки пути, все «мелочи», из которых складывается победа, и были уверены в успехе. Но сегодня бешеный темп и жарища подвели Вакулина. Он выдохся. Но пусть не он, так другой. Ведь Шаров-то еще не сдает. Он, в общем, даже свеж, насколько может быть свеж бегун на финише изнурительной «десятки».[5]

«Улучшить рекорд!» — эта мысль неотступно преследует утомленного Вакулина.

«Обходи! — хочет крикнуть он Шарову. — Обходи меня! Ты же теряешь секунды!»

Но кричать невозможно. Это глупо и смешно. Что же делать?

И тут к Вакулину приходит ясное и точное решение. На бегу он постепенно отодвигается вправо и еще вправо… Он отходит от бровки.

Шаров может уже не обходить Вакулина, не тратить на это драгоценных секунд и сил, которых теперь и у него мало, очень мало. Бровка свободна, прямой путь открыт!

Трибуны на миг замирают и вдруг разражаются взрывом аплодисментов.

Вакулин сперва не понимает, в чем дело. Кому хлопают болельщики? Ведь Шаров, кажется, еще позади его? Да, определенно позади. Хотя он уже и не дышит Вакулину в спину, так как тот передвинулся с края дорожки к центру, но Вакулин слышит его шаги за собой.

Кому же хлопают трибуны? Неужели ему, Вакулину? Значит, опытные болельщики поняли и оценили его поступок?

Но почему Шаров не выходит вперед по свободной бровке? Может быть, и он сдает?

А Шаров продолжает бежать сзади. Эта вдруг так чудесно открывшаяся белая рейка, отделяющая черную гаревую дорожку от зеленого футбольного поля, изумляет его. Ему кажется — тут что-то не так. Неужели чемпион сам, сам, добровольно уступил бровку? Даже не верится.

Но это так! Вот она — сверкающая бровка, на несколько сантиметров выступающая над матовой поверхностью дорожки.