Удалить эту запись?

Да, в кондитерскую в «Вавилоне» мы тоже теперь не ходим. Не будем ходить. Мам говорит, что в кризис выгодно сидеть на диете. А сама купила двадцать плиток шоколада. Молочного с карамелью. Моего любимого. Восемнадцать плиток мы реально заныкали, а остальные две поделили пополам. Мам смеялась и изображала советскую продавщицу: «По одной плитке в руки. Больше не выдавать!» Такие вот вкусные кризисные ништяки. Если что, я умею печь шарлотку, с мандаринами и без. Мы продержимся.

* * *

Новая мобила. На фоне айфона — фигня феерическая. Кризис, кризис. У Лильки кризис отношений с отцом. И по итогам у нее — айфон, а у меня — эта фигня в розовом корпусе. Алсушка, сестрица Лильки, ходит с точно такой же! У меня телефон как у третьеклассницы!

* * *

Мы с мам сегодня сделали генеральную уборку. То есть мы сперва ругались, а потом уборка.

Потому что у нас с мам одинаковая привычка швыряться вещами. Вдребезги и на осколки. В общем, я разобрала стеллаж. Получился большой голубой пакет для мусора размером с труп. Туда засунулось все то, что мне теперь не нужно. С первого класса по девятый. То есть мы с мам вынесли на помойку восемь лет моей жизни. Почему-то теперь плачу, когда смотрю на полупустые полки. Как будто мы мое детство на помойку выкинули, оно там, бедное, мокнет под дождем, а потом замерзнет и помрет.

Мам говорит, что я так же сильно плакала, когда мы в маршрутке потеряли моего жирафа. Я не помнила никакого жирафа. А теперь мам мне про него рассказала, и я снова помню. Я не понимаю, что со мной. У меня все хорошо, а мне так хочется плакать и всех убить. А потом обниматься.

* * *

Я не знаю, как написать про это. Мне так стыдно, как будто я сама эту гадость сделала! Короче, сегодня Лилька на последней перемене не нашла свой айфон у себя в сумке. И начала обыскивать всех, кто был в кабинете.

Я не знаю, что сказать. Не знаю. Она такая решительная была, когда искала айфон. Причем она его искать начала у всех подряд. Сперва подошла к Сончите. И сказала, что если айфон не найдется, то ее дома убьют. И Сончита сама ей свою сумку открыла — как охраннику на входе в музей.

Мне кажется, если бы Сончита Лильку послала, то остальные бы тоже обыскивать не дали. А тут никто не сопротивлялся. И я тоже. Мне даже в голову не пришло, что можно не дать свою сумку. Вот сейчас пришло, я про это думаю и мне противно. А там я просто, как овца, сама же сумку раскрыла побыстрее, чтобы все видели, что я ничего не скрываю и не боюсь. Глупость и гадость.

Когда айфон нашелся, Лилька копалась у Машки Майоровой. Вообще, всем интересно было, что у кого в сумке. Но Л ничего не вытряхивала, просто перебирала внутри…

И тут айфон нашелся, он под партой лежал, у стены под рюкзаком у Руднева. Не в смысле, что Руднев его там прикопал, а именно вот айфон сам упал и скользнул. И тогда Л его сцапала и потом сразу у нас попросила прощения. Сончита сказала чего-то смешное. Все грохнули, и вроде как никто не возмущался больше. Я не помню, что она сказала, мне слишком обидно было.

Я из школы первая ушла, сменку не переобувала — не хотела, чтобы Л меня в раздевалке подхватила. А она за мной бежала. Цапнула на углу того дома, где живут Паша Фаддеичев и Надька. Мы встали как раз у Надькиного подъезда. И Л меня за руку держит, железно. Спрашивает, обиделась я на нее или нет. Такая простая прям. А рука крепкая. Мне вдруг показалось, что, если я скажу, что я на нее обиделась, она меня ударит.

Но она сама вдруг заговорила.

Сказала, что айфон ей так дорог, потому что на самом деле ей его не отец подарил, а МЧ. Не думаю. По-моему, она это просто на ходу придумала, чтобы оправдаться.

Я говорю: «Лиля, а почему ты решила, что я могу его украсть?»

Мне это правда было важно. Потому что Л — моя подруга, а она про меня такие вещи может думать.

Она говорит: «А если бы он не нашелся, а я бы тебя не обыскала, все бы думали, что это ты его сперла».

Неужели она реально думает, что я могу скрысить у своих?

Л говорит: «Ну у вас же с деньгами сейчас плохо. Если бы у нас было плохо, я бы украла».

Я не знаю, что думать. Про себя, про Лильку. Я ведь тоже думаю иногда, что, если бы Л была бы мной, она бы вот так поступила, а вот так не поступила бы. Но я не знаю. Я про себя не думаю, что способна украсть чужую вещь. Хотя я не знаю.

Если бы я реально голодала, смогла бы или нет? По-моему, мне лучше этого не знать. На практике.

И я бы не хотела знать про Л. Про то, почему она про меня и про себя так думает. И откуда у нее на самом деле этот айфон. Если ей правда его подарил не отец, то кто?

И как теперь дальше общаться? Даже если выбирать варианты «смеяться или плакать», непонятно, какой из них сейчас поможет.

Я не знаю, почему я именно сейчас вспомнила, из-за чего я так не люблю ВМ. Это, наверное, потрясение из-за истории с Лилькиным айфоном. Как в кино. Шок, и из-за него потом вся амнезия проходит.

Напишу про ВМ вечером, когда с английского приеду!

Я не хочу помнить, что я Лильке ответила. Мы вроде бы помирились. Но мне кажется, что мы теперь не подруги, а как-будто-подруги. И как будто я в этом виновата, а не она!