Удачное решение

– Огнетушитель! Иди, хватай баллон и туши! – чудом глас разума пробился через нарастающую во мне панику. В конце конов, мы не в деревянном домике, а в каменном замке. Камень не горит, дальше кухни огонь не уйдёт. Вместо того, что бы бегать и паниковать, надо справиться с проблемой, пока она ещё небольшая. Верно?

Но не успела я додумать эту мысль, как Салливан, всё ещё держащий меня за руку, помчался обратно на кухню, волоча меня за собой. И вот тут уже мой страх взял верх, накрыл с головой.

В нос ударил запах гари, голова становилась тяжёлой, а ноги ватными. Мне совсем не хотелось идти на эту кухню, которая была в огне. Пусть даже его там и не много. Или много? Ну не будет же блондин тащить меня в пламя, правда? Он же не такой дурак, ведь да?

Мне показалось, я пошатнулась… Мы добежали до кухни, вбежали внутрь и…

– Какого черта, Салливан?! – здесь было пусто. Абсолютно ничего не происходило. Не было ни огня, ни пожара, ни даже запаха гари, который, очевидно, я сама себе внушила.

– Прости, дорогая, не удержался, – засмеялся он, делая шаг назад.

– Ах ты, засранец! Я тебе сейчас! – я погналась за ним по всей кухне вокруг стола, что бы как следует ему вметелить. Но он перехватил меня к себе спиной, прижал руки, чтобы я не могла его и достать, не то, что стукнуть.

– Адель, мне нужна твоя помощь. Я полный профан на кухне, а просто прийти к тебе после всего, что… в общем, было очень неловко.

– Да уж. Да ты хоть знаешь, как я испугалась?! Балда! – я улыбнулась на последнем слове. А как, сгладил однако углы. От неловкости не осталось и следа.

– Вообще, я просто хотел тебя разыграть, как в академии, но новыми методами. Но такая трактовка мне тоже нравится.

– Вот, значит, как? Ладно-ладно, один-ноль. Но мы ещё посмотрим, кто кого! Так, что тут у нас? – И мы заново принялись готовить.

Жареная картошечка пошла на ура! На ночной дожор были приготовлены пирожки, как я и планировала с самого начала. Где-то в закромах погреба Эдриан отыскал бутылку вина и дедовский граммофон с пластинками из кладовой. В большом бальном зале мы зажгли камин, я притащила плед из спальни, мы пили вино из бутылки и продолжили дневное чтение.

Когда уже мой язык заплетался, читать не хотелось и не моглось, Эдриан, пошатываясь, встал, галантно поклонился и пригласил меня на танец. Пластинка ещё крутилась, пламя согревало, тихо потрескивая поленьями, сердце пропускало удары. Я поднялась, изобразила реверанс, и мы закружили по зале.

Уже в который раз подмечаю, что ведёт он профессионально. Будто он сам из прошлого века и балы для него обыденность. Хоть кто их знает, этих миллионеров, может так и есть, только в наше время это не балы, а светские приёмы.

– Где ты научился так танцевать?

– Мама учила меня. Когда я ещё был совсем маленьким, она часто проводила со мной вечера. Она очень любила музыку, чувствовала каждую ноту, жила танцем. И меня учила. Пожалуй, это единственное, что у меня от неё осталось.

– Это очень грустно и радостно одновременно. Звучит дико, конечно, но… здорово, что ты любишь то же самое, что у вас общая страсть на двоих, даже когда её уже нет.

– Мне тоже, но повлиять на это мы уже не можем. Остаётся только чувствовать момент, – Эдриан резко провернул меня вокруг моей оси, а потом так же внезапно наклонил спиной вниз, хватая одной рукой за талию, а второй – за мою ногу, согнутую в колене и машинально поднятую вверх для равновесия.

Мир застыл. На один прекрасный миг, длящийся миллионы секунд. Его губы были в миллиметре от моих, горячее дыхание обжигало, мне захотелось избавиться от этой малюсенькой пропасти. Но… Плавно я вернулась в вертикальное положение и обвила руками шею Салливана. Этот момент будет в сердце ещё очень долго.

– Что ещё ты помнишь о маме? – присаживаясь обратно на плед, спросила я.

– Она была очень красивая. Добрая. Помимо балета и семьи, она так же занималась благотворительностью. Мама делала пожертвования в государственные больницы, давала деньги на школы для детей из малоимущих семей, для интернатов. Она настояла на строительстве школы в бедном районе её родного города. Район был не столько бедный, сколько небезопасный и даже анти-перспективный. Мама организовала фонд, куда любой мог принести свои средства. А так же идеи, любую физическую помощь и прочее. Этот фонд дал и места для новых рабочих, и возможность малоизвестным архитекторам проявить свои способности.

Там же встала новая больница, наладились поставки продуктов для магазинов, чаще стали патрулировать улицы. И всё это лишь из её инициативы. В общем, облагородила, насколько смогла. Это было её началом. А потом она просто не смогла остановиться. Отец даже предлагал ей в меры пойти, но она отчего-то отказалась.

Мама любила повторять, что если ты можешь, то должен сделать всё для мира, в котором живёшь. Потому что, если ты не помогаешь, когда можешь – это то же самое, как если ты специально делаешь плохо.

– Она была очень умной женщиной, – сказала я.

– Да.

– Но… Почему тогда… эмм…