– Не серчай, госпожа Нина, на глупую. Никак в толк не возьмет, горемычная, что не нужна она барину. Как десять лет назад не нужна была, так и сейчас ни к чему. Он с сестрой ее долго любился. Так та вдовая да детная. Дана – баба толковая, младшую сестру-сироту вместе со своими тремя детьми тянула. Ей любая помощь в жилу. Мы в деревне господина мага очень уважаем. – И посматривает, интересно ли мне. Еще бы! И скрывать не стану. – В аккурат десять годков назад младшой Данин в общий колодец, что на пятачке, свалился. Дружки евонные возьми и вдарь в колокол – сами вытащить не одолели, веревка оборвалась. Народ сбежался, да толку. Так Дана, от отчаяния материнского, как начала лупить в колокол, как начала. Пока сообразили, пока новую веревку, по длине подходящую, нашли, мальчишка закоченел, на воде еще держался, а веревкой опоясаться сам уже не мог, руки не слушались. Тревожный колокол у нас громкий, и в крепости слыхать. Господин маг успел, хоть с коня пена клочьями летела. Вытащил мальчонку. Магией. А потом и остался в хате у Даны, коню отдых нужен, а ребенку – лечение, так они и сошлись. Дана красавицей была, не этой свиристелке чета.
– Отчего же была? Умерла?
– Зачем умерла? Это господина мага годы не берут, а простые женщины отцветают быстро.
Противоречивое чувство, однако. Ведь понятно же, что и к Зане, и к ее сестре, которая долгие годы была постоянной величиной в жизни Витто, ревновать глупо. Но в душе уже затявкала маленькая противная шавка, из той породы, которая на сене. Моя земная подруга и кума Катька, если бы я могла с ней поделиться, уже обложила бы всяко-разно за вчерашнюю дурость. И сказала бы, что я собственным змеиным ядом отравилась, а потому капризы капризничаю и на нормального мужика, каких мало, бочку качу. Вместо того чтобы сесть и подумать, а подумавши, сказать себе правду: чего я хочу и когда.
Вот узлом завяжусь, а сегодня же вечером сяду со спицами и все-все припомню, каждый взгляд, каждое слово, каждый вздох, каждое движение души. И не только Витто касаемое, но и дальнейшей жизни.
– О чем задумалась, госпожа Нина? – Умудренный опытом Довлат не дал мне надолго погрузиться в себя, позволил вернуться к разговору без неловкости.
– Обо всем понемногу. А скажи-ка, уважаемый…
Заинтересовавший меня короб Заны сплел их сельчанин, вся деревня его плетушками пользуется. Мастеровитая семья. А что, у госпожи интерес имеется? Так он зараз. И гончар в деревне есть, настоящий, умеет и глазурованную посуду делать, и расписную. Да работы ему нет, его семья, как все, с земли живет. А вот кузнеца давно нет, за каждой мелочью – к соседям, беда, да и только. Особенно в страду. А по деревне столько железа поправить надо, что просто ой! От Довлата я, кстати, узнала, что в «Лунном пике» свои мастерские раньше были. Довлат лично видел. Это при последнем владетеле крепость обнищала, и деревня вместе с ней.
От меня деревенский голова увозил живую денежку, хоть и меньше, чем рассчитывал, зато с заказом для гончара, на бумажке нарисованным. Пятьдесят предметов, для начала. Лишь бы у того сырье в запасе имелось. И с уверенностью, что деревня без поддержки крепости не останется. Только прощаясь, он рискнул спросить, а правда ли я своими руками солдатам стряпаю, или Канифа опять сбрехала? И что у меня настоящий степняк в братьях числится?
– Все правда, уважаемый. А с братом сейчас познакомлю. Запомни его как следует. Не в обиду тебе, но дальше с ним дела вести будешь, привыкай. У меня посложнее работа есть.
В этот раз господа маги стазис накладывали без разговоров. Точнее, под разговоры. Не ожидала, но и комендант, и командир проявили недюжинный интерес к тому, что я планирую стряпать из этого богатства и когда.
Да вот сегодня и планирую. Густая куриная лапша к ужину господ устроит? Ах, господа не знают, что это такое...
*****
В трапезной было непривычное затишье. Обычно народ столовничал куда шумнее, а сегодня – ни всплесков громких разговоров, ни сдержанного хохота. Даже обычных застольных бесед не было, только стукоток ложек, причмокивание длинными макаронинами и стоны наслаждения.
Идея использовать лапшу, чтобы попиарить Тишку, принадлежала Дорашу, он стоял на раздаче и над каждой миской бормотал: «Во славу Солнцеликого», а Тишка выдавал лепешки и осенял еду сакральным кругом. Хулиганы. И ведь сработало – то там, то тут слышалось: «О, великий Раштит, как вкусно!»
А Раштитик и впрямь приложил к этой вкуснотище немало усилий. И тесто месил, и готовую лапшу подсушивал. Да не только на противнях, но и своей магией огненной. Правда, не всегда удачно: первая партия получилась удручающе коричневой. Мы с Дюшем едва успели скрыть этот брак с глаз Галаны и Байдана, а потом долго утешали расстроенного мелкого. Ментально.