Подарки я распаковывала с трепетным удовольствием. И было не важно, что я обнаружу под красивыми обертками. Чтобы там ни было, это имело отношение к укоренившемуся в душе ощущению настоящего праздника. Когда Лиза позвонила и поздравила меня, я еще раз сказала ей огромное спасибо за то, что весной она написала письмо моему отцу. «Я тут совершенно ни причем. Все должно было случиться именно так, а не иначе. Твоя мама знала, что и кому доверять», – важно ответила Лиза, но я поймала теплые ноты в ее голосе.
Папа подарил цепочку с маленькой очаровательной подвеской – ветка дерева с миниатюрными листьями, а к ней на колечке прикреплена птичка. Я сразу надела эту красоту.
Елена Валерьевна подарила набор с различными солями и маслами для ванн, абрикосовым скрабом и вкусно пахнущим кремом для тела.
Шкатулка от бабушки точно имела историческую ценность. Очень похожие я видела в музеях: перламутровые, с аккуратными замочками, тонкими рисунками на крышке и узорчатыми металлическими вставками по краям.
– Главное, ничего случайно не отломать… – протянула я и поставила шкатулку на стол под лампу. – Пока здесь будет твое место.
Подарок от Егора я распаковывала осторожно, точно он мог взорваться от любого резкого движения. Но под бумагой оказались два альбома с непривычно твердыми обложками и акварель. Отправив и то и другое на верхнюю полку шкафа, я придвинула к себе коробку Павла. Я специально тянула и не открывала ее, ожидание было бесконечно приятным. Обернувшись и посмотрев на розы, украшавшие теперь подоконник, я выдохнула:
– Как же мне хорошо.
Развязав ленточку, приоткрыв крышку, я сразу увидела большущую шоколадку с карамелью и записку:
В этот день не очень хотелось встречаться с дядей, тетей и Викой, но выбора не было. Я пригласила всех к шести часам и надеялась, что ужин пройдет мирно и никаких малоприятных моментов не случится. Папа никогда не отзывался плохо ни о Марине Аркадьевне, ни о Юрии Викторовиче, но он вряд ли испытывал к ним положительные чувства, если учесть, что они запросили немалую сумму за мою свободу. О Егоре можно было и не говорить…
– Мы рады, что жизнь Дженни складывается благополучно, – произнесла за столом Марина Аркадьевна, поливая кусочек утки вишневым соусом. Тетя поправилась, и темно синее бархатное платье плотно облегало ее тело, особенно выделяя пышную грудь. Теперь, когда Марина Аркадьевна привычно поджимала губы, кожа в нижней части щек собиралась сеточкой, добавляя выражению лица еще больше недовольства. – Однако надо заметить, что, проживая с нами, Дженни ни в чем не нуждалась. Сейчас наступает довольно тревожное время, до поступления в институт осталось всего два учебных года. Дженни, как у тебя обстоят дела в школе?
– Все хорошо, оценки отличные, – ответила я, не вдаваясь в подробности. О довольно трудном в плане учебы и привыкания сентябре мне рассказывать не хотелось.
– Мы с Дженни остановили выбор на экономическом классе, – поддержал разговор папа. – Но посмотрим, какие устремления будут у моей дочери далее. – Он улыбнулся и подмигнул мне. – Дженни, если ты решишь, что гуманитарная сфера тебе ближе, мы непременно это обсудим. Взрослым хочется одно, а у детей часто иные планы. Нужно прислушиваться друг к другу и искать компромисс.
– Андрей, я рада, что вы выбрали именно этот класс, – вмешалась бабушка. Сделав глоток шампанского, она добавила: – Дженни необходимо развиваться в этом направлении.
Мы с Павлом обменялись короткими взглядами. Он будто хотел сказать: «Держись. Сейчас они обсудят тебя, а потом переключатся на что-то другое. Обычное дело». И я терпеливо ждала этого момента. Все фразы Марины Аркадьевны казались тяжелыми, они будто падали на стол, а затем скатывались и бухались на пол с глухим ударом.
– Мама, может, мне тоже сменить школу? – спросила Вика, размешивая трубочкой апельсиновый сок. – Жалко, что мы с Дженни теперь не учимся вместе.
– Территориально это не слишком удобно, – ответила Марина Аркадьевна, – но мы подумаем…
– Сейчас слишком много перемен в сфере образования, – с нотой недовольства сказал Юрия Викторович. – Мы раньше учились в обычных классах и без проблем поступали в институт. Те, кто старался, конечно.