Удача не плачет

Собирая чемодан, я испытывала смешанные чувства. С одной стороны, я желала вернуться и «забиться в свою маленькую норку», а с другой – чем дальше, тем чаще в душе появлялась странная тягучая тоска.

В аэропорту я все же приколола к груди чертополох, а Егор сделал вид, будто не заметил этого. Меня ждал полет, наполненный кошмарным страхом, и внутренне я готовилась к удушающей панике.

– У окна сяду я, – сказал Егор, отодвигая от меня облака как можно дальше. Я была благодарна ему за это. – Пристегнись. – И как только щелкнул замок, он сразу взял меня за руку и чуть сжал пальцы. – К ужину мы будем дома, Дженни.

Страхи дождались своего часа и пришли без опоздания, я кусала губы, боролась с тошнотой и болью в желудке, пила воду, грызла леденцы и впитывала каждое слово поддержки Егора. Он заботился обо мне ежеминутно. Но казалось, что если бы он обнял меня, то паника непременно бы стала тише. Но он не обнимал, а лишь крепко держал за руку и иногда гладил ее. А я ни за что бы не попросила Егора о большем.

Глава 17. «Как дела, Дженни?»

Зайти в комнату Павла было непросто, чувство вины двигалось следом и постоянно наступало на пятки. Но к обеду я перешагнула порог и устроилась с альбомом в кресле около кровати. Устроилась и тяжело вздохнула.

Самое правильное – не вспоминать Черногорию. Я так и собиралась делать. Однако не получалось…

– Прости меня, – прошептала я, глядя на фотографию Павла в мобильном телефоне. – Пожалуйста, прости.

Жизнь должна была вернуться в прежнее русло, во всяком случае, я на это очень надеялась.

«Дом Уваровых большой, и я умею в нем теряться».

Пятого августа вернулась Варя, и мы сразу же выбрали фитнес-зал. Занимая рядом стоящие беговые дорожки, мы включали нужную для быстрой ходьбы скорость и сорок минут болтали обо всем на свете. И это была разминка. Варя рассказывала про время, проведенное у бабушки и дедушки, про двоюродных братьев и злостную соседку Ольгу Ильиничну, а я строила планы на будущее и мечтала о всякой ерунде.

Про поцелуй Егора я сообщила Варе, чуть ли не заикаясь. В ответ я ожидала получить удивление, вопросы, непонимание. Но моя лучшая подруга лишь метнула в мою сторону короткий взгляд, пожала плечом и сказала: «Он хороший, так что ничего страшного». Мне кажется, Варя видела мое смущение и мудро решила не увеличивать его.

Егор не нарушал обещания, и наше общение было редким, ровным или… Иногда в мою сторону все же летели усмешки, но злыми я бы их точно не назвала. И, честно говоря, в глубине души я радовалась этому, потому что тяжелее всего давалось… равнодушие Егора.

Я мучалась.

Да, я мучалась.

И не существовало объяснения этому.

Будто теперь мы были связаны невидимой нитью, которую нельзя разорвать.

Временами я слышала, как Егор разговаривает по телефону в столовой, и замедляла шаг… Просто так. Если он оставлял книгу на столике в библиотеке, я дотрагивалась до нее, точно она могла о чем-то поведать. И я старательно следила за тем, чтобы мы пересекались реже и особенно это касалось бассейна. Со второго этажа удобно проверять: стоит машина Егора на привычном месте или он уехал, и путь свободен…

Если бабушка покидала свою территорию и приходила к нам, то в мою дверь непременно стучалась Эмма, и тогда обеды и ужины становились семейными. То есть мы обсуждали мое будущее. Бабушка говорила, что давно пора определиться с высшим учебным заведением и специальностью, а я просила еще месяц отсрочки. Просто хотелось насладиться августом.

– Займемся этой темой в сентябре, – поддержал меня Егор. – По выбранным предметам у Дженни все отлично, но репетиторы, конечно, не помешают.

– Тогда я организую поиски преподавателей, – сказала бабушка. – Знакомств у меня предостаточно.

Иногда возникало острое желание вновь пробраться в кабинет Егора, выдвинуть ящик письменного стола и взять в руки ежедневник. Возможно, в нем появились новые записи, касающиеся меня… Да, возможно. Но я не смела этого сделать. И еще, наверное, было страшно.

На день рождения Егору я купила книгу в подарочном оформлении с отличными иллюстрациями. Про антикварную мебель. Упаковав ее в бумагу горчичного цвета, я сделала попытку прорепетировать речь, но она получилась короткой. Где взять слова, если Павла больше нет, а он тоже родился в этот день…

Братья-близнецы. Что чувствует Егор каждый раз, когда подходит к зеркалу? Видит ли он Павла перед собой? Добавляет ли собственное отражение ему воспоминаний, мучений и боли? И не поэтому ли, стремясь изменить хотя бы тело, Егор столь усиленно занимается спортом?