Удача не плачет

Я рассказала папе о Черногории и пообещала погулять по тем же дорожкам, что ходила с ним. Когда пришло время обратиться к Павлу, я вытерла полившиеся слезы, села на корточки и долго гладила теплую землю. «Я всегда буду помнить тебя», – билось в груди.

* * *

К полету я готовилась гораздо серьезнее, чем к отдыху. Я купила два вида леденцов (сладкие и кислые), твердо решила взять чертополох, прочитала двадцать пять статей различной направленности (так или иначе связанных с авиацией), нарисовала мощный двигатель и отдельно еще взлет и приземление самолета. И целый час писала на альбомных листах одинаковые предложения: «Мне нечего бояться», «Самолет – один из самых безопасных видов транспорта», «Полет – обычное дело»…

Вот только как могло помочь подобное самовнушение, если два моих самых близких человека погибли в авиакатастрофе?

Никак.

Но отчаянно хотелось надеяться хотя бы на то, что получится сжать зубы и выдержать страх, и Егор не узнает о моей постыдной трусости.

Желто-солнечный чемодан с матовой серебряной ручкой с удовольствием проглотил вещи и вжикнул молнией. Я помолилась и направилась к двери.

Наши кресла были настолько удобные, что казалось, в них можно утонуть. Бархатная обивка и закругленные подлокотники. Егор пропустил меня к окну, но, честно говоря, я бы лучше села с краю… Вид облаков непременно разорвет душу на части, а сумею ли я потом собрать эти растрепанные лоскутки?

– Давай уберу сумку, – предложил Егор.

– Нет, не надо, – мотнула я головой, вцепившись в нее еще крепче. – Она маленькая, не мешает.

Во внутреннем кармане сумки лежал и стерег мою жизнь чертополох…

До взлета я чувствовала себя более-менее, Егор листал журнал и не обращал на меня внимание. Что радовало. Но потом щелкнули ремни безопасности, загудели двигатели, и у меня начали неметь ноги, а во рту пересохло. Я даже не поняла, какой леденец отправила за щеку – сладкий или кислый. А затем я услышала скрежет металла…

Нет, это был хруст леденца. Я его отчаянно разгрызла.

Мне требовалась хоть какая-то поддержка, и когда самолет стал набирать скорость, я повернулась к Егору и глупо спросила:

– Мы не погибнем?

– Нет.

– Почему?

– Ангелы и демоны не погибают, – ответил он с улыбкой.

Несколько секунд потребовалось, чтобы сообразить, кого и кем он считает, а потом я захлебнулась страхом и закрыла глаза. Лицо точно стало белым, вернее каменным. Самолет оторвался от земли и полетел.

Паника не имеет высоты, ширины или глубины. Она бесконечна и бесполезно пытаться ее победить. Во всяком случае самостоятельно. У меня было ощущение, будто кости начинают плавиться, а в кожу впиваются острые иголки. Тошнота то приближалась, то отдалялась, а сердце ныло и просило пощады…

– Дженни… Что с тобой? Посмотри на меня. – раздался резкий голос Егора, и я открыла глаза. Но увидела лишь расплывающееся пятно. – Тебе холодно? У тебя что-то болит?

Челюсть превратилась в кирпич, и я ответила не сразу. Взгляд наконец-то начал фокусировался, и это было уже хорошо…

– Нет, не холодно…

Егор сжал мои пальцы и выдохнул:

– У тебя ледяные руки.

– Я боюсь летать… – услышала я свой голос.

– Дженни… Почему ты не сказала раньше? – Брови Егора сдвинулись на переносице, глаза сверкнули и потемнели. Быстро расстегнув ремни безопасности, он придвинулся ближе, насколько позволял разделяющий нас подлокотник, обнял и притянул меня к себе правой рукой. Голова уютно устроилась на его плече, но Егор почти сразу поднял мой подбородок, заглянул в глаза и с уверенным нажимом добавил: – Ничего не бойся, когда я рядом.

Прошлым летом эти слова сказал папа, когда мы прокладывали точно такой же путь. Они врезались в память и все эти месяцы были со мной. Разве я надеялась когда-нибудь услышать их опять? Слезы потекли по щекам, тело задрожало, и я почувствовала некоторое облегчение, хотя теперь вряд ли бы получилось объяснить, отчего я плачу: от страха или от фразы, которая неожиданно вернулась ко мне.

– Я…

– Дженни, не плачь, все будет хорошо, обещаю. – Егор вытер слезы с моих щек и улыбнулся. – А ты еще и трусишка, оказывается.

– Конечно, самолеты разбиваются редко… но они разбиваются… – У меня не получилось продолжить фразу, однако Егор, безусловно, понял, о чем я. Папа и Павел, разве они предполагали, что погибнут в тот день?

– Самолеты разбиваются, – сдержанно согласился он. – Но в твоей жизни этого кошмара больше не будет.

– Откуда ты знаешь?

– Однажды я об этом попросил Господа.

Я поняла, что сжимаю руку Егора слишком сильно, вот только расслабить пальцы не могла. Выдерживать его взгляд было тяжело, и мне требовалась хоть небольшая передышка от страха. Уткнувшись в крепкое плечо, я зажмурилась. Ладонь Егора скользнула по моим волосам один раз, второй… Он гладил меня по голове, пытаясь успокоить. Судорожно всхлипнув, я представила, что нахожусь вовсе не в самолете, а в автобусе, но воображение спасло лишь на пару минут. Сжавшись, я тихо произнесла:

– Мне страшно.