Удача

– Ты не ухаживал за мной, – сухо напомнила я, стараясь увести тему от Фенрира.

– Я стараюсь компенсировать это, – спокойно признал он. – Да нам уже и не семнадцать. Мне пришлось отнять тебя у другого, и я не хотел, чтобы ты чувствовала себя изменницей. Гораздо проще винить меня, правда?

Разговор совсем мне не нравился. Старые вопросы зароились в голове: я виновата? Мой взгляд сказал ему, что это возможно? Мой взгляд выдал мою вечную тревогу, мою тоску, мою жажду покоя? Я виновата?

– Будь мне семнадцать, я бы ни за что не сказал, что у тебя просто нет выбора. В отсутствии выбора есть безысходность. Не думаю, что ты действительно уж хотела близости с ним, просто он убедил тебя в том, что так или иначе это произойдёт. Откладывать значило признать свою незрелость, неразумность…

Я не могла больше слушать его слова, я перебила:

– Что если однажды появится ещё одна женщина? Что тогда?

– А что?

– Не получится ли, что ты напрасно вмешался в нашу жизнь?

– Нет, – твёрдо сказал Вотан. – Даже если появится ещё одна женщина, её может выбрать лишь Фенрир.

Я оторопела.

– Почему это?

– Потому что он больше животное, чем человек, – без церемоний ответил он. – Ему подходит любая здоровая самка, а у людей сложнее.

Он замолчал, а погодя добавил:

– Мне очень жаль, что я не нашёл тебя первым.

Я долго не могла уснуть, но когда, часы спустя, уже засыпала услышала его шёпот:

– Пожив со мной, ты бы даже не взглянула на него, как на мужчину.

Он был прав. Он хорошо разбирался в людях. Как ни страшно было допускать это, но он скорее всего был прав. Если бы я узнала это лет в семнадцать-восемнадцать, я бы сошла с ума. Теперь были волчата… где-то. Уже поэтому то, что я уступила Фенриру, не было напрасно. Мне стыдно было даже думать, что наша связь была напрасной. Стыдно перед Фенриром. Что бы ни было сказано, он отдавал мне без остатка всю любовь, на которую был способен. Он не размышлял, он был прям, он с трудом понимал компромиссы, но он был искренен. Он всегда лишь хотел быть со мной, а это никакое не преступление.

С другой стороны я могла представить, насколько спокойнее и радостнее мог сделать мою жизнь Вотан, появись он в ней до Фенрира. Вместо инстинктов и рефлексов у него была стальная воля. Он постоянно показывал, что ценит меня. В мои семнадцать лет он избавил бы меня от всех тревог, он дал бы мне почувствовать себя любимой. Я бы не боялась, что он прокусит мою кожу до крови или сломает ребро, с ним мне бы такое и в голову не пришло. Я бы не боялась родить от него неизвестно кого, а он не заставлял бы мою кровь стыть в жилах от ужаса требованием родить ему. Он бы обращался со мной так, что я сама бы захотела подарить ему ребёнка. Я бы не боялась, что он убьёт малыша, потому что я уделяю ему много внимания. Я бы больше отдыхала, потому что знала бы, что могу доверить ребёнка ему, что он позаботится о нём. Он бы не уходил в страшный мир на два года, бросая меня одну сначала с одним ребёнком, а потом с двумя. Я бы не опасалась, что дети будут слишком похожи на него, я бы не видела в этом ничего страшного. Я бы не боялась какого-нибудь чудовищного импульсивного поступка....

Мне снились кошмары всю ночь, я проснулась уставшая и с головной болью. Вотан приподнял меня на руки, успокаивающе целуя. Я с горечью ждала, что моё едва прикрытое, взмыленное кошмарами тело наконец сломает его силу воли, но он не тронул меня. Поцеловал в губы, провёл рукой по волосам и сказал, что наполнит для меня ванну. Сказал, что когда я успокоюсь, лучше мне поспать днём, когда наш сын будет спать.

К обеду я действительно устала и легко заснула. Когда я проснулась, он тихонько качал сына на руках. Он не сводил с него глаз.

Фенрир не понимал, что делать с такими маленькими детьми. Он обнюхивал их при рождении, но потом, до тех пор пока они не начинали бегать, не представлял, зачем они нужны. Его хватило только на несколько прогулок с младшим по моей просьбе.

Я покормила сына, поиграла с ним немного в незамысловатые младенческие игры, поцеловала в чистый лоб. У него уже закрывались тёмно-синие глаза. Отец забрал его у меня и устроил в кроватке. Он очень тщательно оправлял чистое бельё, чтобы малышу ничего не мешало, чтобы не было ни морщинки. Я играла с ребёнком, не пряча грудь, на случай если он решит, что не наелся. Платье, которое я носила, было полупрозрачным, а теперь ещё и распахивалось до пупа, завязывай-не завязывай тесёмки – особой разницы нет, но я посмотрела на сидящего у маленькой кроватки Вотана и позволила платью сползти с одного плеча.

Вотан продолжал смотреть на сына. Чистый здоровый мальчик неудержимо засыпал. Вотан смотрел, как на тёмно-синие блестящие глаза наползают обрамлённые чёрными ресничками веки.

Я вздохнула. Вотан наконец обернулся. Замер. Быстро оправился. Выпрямился и начал расстёгивать рубашку. Он заставлял меня ждать. Умышленно?

Вот он стоял передо мной совершенно обнажённый. Он ничего не сказал, встал на одно колено на кровать, положил обе руки на талию, почти замыкая на ней захват, склонился к лицу, целуя.