Удача

– Если пустой придешь, – тоже пригрозил Алик, – Мы тебя с лестницы в подъезде спустим. У меня жена, Фаинка, сто десять килограмм весит… Нет, говорит, что сто двадцать. Вдвоем спустим, вот так!..

Перебив новые матерные угрозы придти и расправиться, добавил:

– Приходи, только пустой не приходи, – Положил трубку.

Встал, приободренный внезапным скандалом с каким-то другом какого-то Эдика. За окном в темноте опять слышались удары ковровых выбивалок.

Алик, уперевшись в подоконник, высунулся наружу:

– Эй, Семечкин, не иссякают ковры у тебя? Пардон, не спросил твоего имени.

– Нет у меня имени, – донеслось из темноты. – Семечкин и все.

Алик помолчал, потом сказал:

– Меня сейчас тоже только Алик зовут, неожиданно короткое имя стало. А раньше Алексей Алексеевич звали. Ты теперь где, в нашем доме живешь?

– Вообще нигде, – раздалось из тьмы. Выбивалок не стало слышно, и Алик как-то догадался, что Семечкин опять грызет семечки. – До вчерашнего дня я проживал в психдиспансере, но тот стал переезжать в другое помещение, про меня вспомнили и решили выписать.

– Я так и понял, – произнес Алик. – Значит, списали на берег. Видел, что ты даже не полностью переоделся в партикулярное платье. Распашонка диспансеровская осталась.

– Долго жил в диспансере. Тридцать семь лет, – продолжал Семечкин.

«Тогда сколько тебе сейчас? – подумал Алик. – Еще и считать не умеешь!»

– Хотя на прощание главврач сказал, что я самый сумасшедший, и таких у них никогда не бывало, – говорил Семечкин.

– Слушай, сегодня добыл серебряную копейку, вот бы ее пропить, – сказал Алик. – Хотя бы в пивняке, думаю, что немного пива за нее нальют. Как говорят в «Дупле», выпьем пива, чтоб жизнь была красива. Все, слетаю вниз.

Семечкин стоял у подъезда, и вокруг него уже белела семечная шелуха. Сразу угадав мысли Алика, сказал:

– В этом мире я больше ничего не поедаю, ничем другим не питаюсь. Хватает энергии и от семян подсолнечника, достаточно, чтоб дать необходимую энергию организму.

– Ну и дешево, – сдержанно поддержал Алик. Все-таки обязан за спасение. – Пойдем, пока пивную еще не закрыли. Рядом она, в соседнем доме, официально называется «В дупель», но народ упростил название до «Дупла».

Странный приятель шел рядом.

– Ты местный или приехал откуда-то? По лицу будто бы не наш, на Будду похож, – спросил Алик без церемоний. С психом вроде можно.

– Нет, я совсем из другого мира.

«Да, рановато тебя выпустили из дурдома, поспешили», – подумал Алик. Сказал, ухмыльнувшись:

– С другой планеты что ли?

– Нет, я не с другой планеты и не из другого пространства, и даже не из другого времени. Для вас, человеков, это необъяснимо. Вы слишком мало знаете о существующем вокруг нас мире.

– Ну да, нам, земным дикарям не объяснишь! А сюда ты зачем, на экскурсию?

Семечкин заговорил что-то совсем странное:

– Перенесен в ваше пространство, в тело простого смертного существа в наказание за мое преступление перед другими обитателями моего мира. Моими земляками, по-вашему говоря. И даже почти родственниками.

– Интересно, – все еще ухмыляясь, произнес Алик. – Потом фотокарточки покажешь? Марсиане вы что ли?

– Нет. Почему-то все об этом спрашивают. Мы во всем другие. В мире, где я жил, есть все, а почти все несуществующее можно легко создать. По вашим, по земным представлениям почти из ничего. Нет, как здесь, проблемы потребления. Живущие там не потребляют, а просто живут.

– Евреи что ли?

– Я ничего не могу сказать о своем мире – любой ответ получается неточным. У нас другое пространство, другое время…

«Кажется, это называется комфортный бред», – подумал Алик.

Они давно говорили, задержавшись у дверей «Дупла». Наконец, Алик спохватился.

– Пойдем, поглядишь на настоящее пространство, – сказал он.

Первым стал спускаться вниз в подвал, открыл дверь в прокуренный зал.

Тут все было без изысков. Один угол занимала стойка, все остальное – деревянные столы со скамейками. Народу, как обнаружилось, немного, многие лица, точнее рожи, Алик здесь часто видел. Вечерние алкаши, постоянные завсегдатаи.

Тут при свете оказалось, что Семечкин, несмотря на сегодняшнюю жару, почему-то в зеленом свитере и в зеленых вельветовых туфлях. Он сел за стол, усыпанный табачным пеплом.

Алик, остановившись у стойки перед местной буфетчицей, женщиной почти средних лет, похожей на сильно упрощенную Софи Лорен, положил свою маленькую копеечку, искательно сказал:

– Сонь, налей мне с другом две кружки. Это серебро.

Буфетчица промолчала, с явным неудовольствием налила пива в два стакана с изрядным недоливом.

Напротив, за этим столом сидел алкоголик Ртов, сильно тощий, высохший от спирта, старик,. Вовсе без плеч, только узкое туловище и сверху большая голова. Сейчас летом – в зимней шапке со следом звездочки, с седым чубом, выпущенным по нормам какой-то древней моды. Перед ним стояло только блюдце с перцем и следами пальцев на нем.

– Вот, Ртов, представляю. Это Семечкин, человек без имени. Выгодно держаться за таких крепких друзей. Расправился с двумя нищенскими деятелями, есть тут такие, Димка и Митька.