Учительница

Они вспоминали долго, перечисляли оленей с близко сдвинутыми рогами, с широкими и узкими, с обломанными, с рогами вперед, упряжных и верховых, одногодок, двухлеток, трехлеток — для каждого типа животных были свои особые названия. Оля пыталась запомнить их и поразилась — тридцать разных слов описывали оленей, в некоторых стадах животных было меньше, чем имелось названий. Два вечера длилось это перечисление. Когда оно закончилось, Оля знала, что записанная ею цифра — полторы тысячи голов — на этот раз не очень отличается от истины.

Она протянула Селифону целую пачку писем — ответы всем, кто ей писал.

— Очень важно, Селифон, чтоб все это было срочно передано на факторию, у них имеется регулярная связь с Дудинкой.

Он довольно кивнул головой.

— Сам отвезу, не сомневайся, Ольга Иванна!

6

Среди множества новых дел Оля как-то незаметно перестала следить за все более темневшим горизонтом. Память сохраняла ей безрадостную картину — полдень и ничего не видно, север, восток и запад черны, юг тронут болезненным рассветом, сумерками ушедшего под землю дня. Оля теперь старалась не выходить наружу, там было холодно и темно, непробиваемая ночь разлеглась кругом — ну и пусть, живут же люди в ночи, она тоже проживет. Это было горькое утешение, но оно действовало. Оля понемногу примирилась с тем, что надо двигаться, работать, есть при полной темноте.

И когда в свободное воскресенье, вскоре после Нового года, Оля вышла днем на воздух, ее поразила перемена, совершившаяся в природе. Над сумрачной белой землей и горами светлело тонкое небо, звезды исчезли, несколько желто-красных тучек недвижно стояли в вышине. А на юге зелень смешивалась с синевой, багровое пламя пронизывалось золотом. Это был узкий кусочек горизонта, точка, куда неудержимо пробивалось солнце, — краски жили, менялись, сперва становились ярче, а затем потускнели. Тьма быстро наступала на этот клочок света, небо погасло, зарево скатывалось, как ковер. Глухая чернота с запада и востока сжимала светлое пятно на юге. Только прямо над головой, на черном пологе неба, еще пылали тучки, несколько светящихся золотом и багрянцем пятен — казалось, они распространяют свой собственный свет. Оля долго глядела вверх, у нее застыли ноги в валенках — кругом снова лежала тьма, даже юг был черен, а вверху по-прежнему торжествовали первые краски приближающегося дня.

— Как красиво, боже мой, как красиво! — бормотала Оля самой себе — ее душил восторг, это нужно было как-то высказать.

Оля кинулась в чум Тоги, вытащила Тоги наружу.

— Смотри! — крикнула она, ликуя. — Скоро будет солнце!

Он с удивлением поглядел на нее, потом снисходительно улыбнулся.

— Биерапсие китеда — восхода солнца месяц, — пояснил он. Ему был непонятен пыл, бушевавший в Оле. Тоги с недоумением рассматривал ее восторженное лицо. Он сказал хмуро: — Солнце много — хлопот много. Дел очень будет.

— Ах, ничего ты не понимаешь, Тоги! — возмутилась Оля. — Пусть больше дел, лишь бы солнце.

Дел, однако, хватало и в темные дни. Мужчины настораживали капканы для песцов, объезжали промысловые точки. Песца развелось в последние годы много, охота шла удачно. Селифон хвастался, что в эту зиму он вдвое перевыполнит спущенное ему задание. Он отвез меха на факторию, обменял их на муку и чай. В дороге он и Тоги чуть не погибли — ударила самая злая в эту зиму пурга. Оля не представляла себе, что ветер может нестись с такой бешеной скоростью. Он вырывал кусты с корнями, ворочал крупные камни. Временами, когда рассветало, был виден летящий снег, казавшийся проволочками, протянутыми параллельно земле, — мелкий и жесткий, он и ранил, как проволока, до крови расцарапывал кожу. Оля с содроганием думала о том, что сейчас делается в тундре. Здесь, в котловине, горы грудью принимали удар. Оля сидела у ярко пылавшей печки, составляла квартальный отчет, отдыхала. И снова она потеряла счет времени, однообразный грохот сотрясал стены, часы шли за часами — сколько их было? На этот раз школу не завалило снегом, но Оля даже не пыталась выбраться наружу — ветер с силой отрывал человека, уцепившегося обеими руками за дверь. На третий или четвертый день пурги в школу пробрались Надер Тагу, Ядне и Недяку. Оля с радостью встретила их — смелое лицо Ядне пылало радостью, Недяку тоже гордился, что пришел выручать свою учительницу и секретаря.

— Селифон поморозился, — сообщил Надер. — Тоги поморозился. Пурга нарты опрокинула, еле добрались.