Учитель заблудших

Однако в этом смысле везло далеко не всем. Я встречал одиноких женщин, которым не удалось захомутать никого из потенциальных мертвецов, отправлявшихся на фронт, и потому они искали будущих покойников среди тяжелораненых в отделениях реанимации. С тех пор я твердо знаю, что у женщин существует буквально физиологическая потребность выйти замуж и ради этого они готовы наброситься даже на хладный труп.

Впрочем, впервые я осознал эту банальную истину гораздо раньше, примерно лет в пятнадцать. Все, что мне оставалось, это найти подходящую кандидатуру на роль своей будущей вдовы. К сожалению, природа не наделила меня талантом заводить романтические знакомства. У меня никогда не хватало духу прямо посмотреть девушке в ее влажные глаза, просверлить, так сказать, дыру в ее сердце и сквозь эту дыру пролезть ей в душу. Только женщины, обладавшие богатым воображением, способны были воспринимать меня как натуру романтическую. Да я и сам понимал: чтобы меня полюбить, необходимо богатое воображение. Таким образом, мне не оставалось ничего другого, как разработать особую теорию ухаживания, которая с тактической точки зрения граничила с самоубийством. Я решил создать себе имидж хладнокровного и острого на язык вояки, опаляющего огнем своего патриотизма каждую самку, встречающуюся на его пути. А поскольку в рукопашном сражении я слабоват, то ведущую роль в этой битве предоставил играть своему языку.

Еще в раннем детстве я заметил, что в присутствии женщин становлюсь беззащитным и легко уязвимым. Когда я вижу влажные глаза красивой женщины, мной овладевает какое-то тяжелое чувство, от которого мне хочется куда-нибудь убежать и спрятаться. Когда передо мной стоит олицетворение женственности и нежности, мне становится ужасно грустно и из моего левого глаза непроизвольно вытекает маленькая слезинка. Разработанные мной приемы ведения словесного боя — это моя единственная защита. Стоит мне от них отказаться, и представительницы прекрасного пола без труда превратят меня в жалкую тряпку, об которую можно вытирать ноги.

Уже тогда, в конце пятого класса, я понимал, что времени у меня в обрез. Смерть приближалась, а работы было еще невпроворот. Я срочно должен был поймать в свои сети девушку, которая соответствовала бы всем моим требованиям и подходила на роль подруги будущего мертвого героя.

Спасение пришло ко мне в образе Авишаг.

4

О, Авишаг, моя Авишаг…

Первая в твоей жизни женщина — это своего рода квинтэссенция великой тайны любви. Если ты не сумеешь в эту тайну проникнуть, то не разгадаешь ее уже никогда. На первый взгляд, чем больше ты живешь, тем глубже начинаешь во всем разбираться, но в действительности это совершенно не так. То, чему не успела научить меня Авишаг, не смогла научить и ни одна из тех женщин, которые были у меня впоследствии. Я не знаю, что именно известно женщинам о нашем торчащем пенисе, но что касается женских гениталий, то и сейчас, на склоне лет, я могу честно признаться, что разбираюсь в них ничуть не больше, чем тогда, в ту далекую пятницу, когда впервые переспал с Авишаг.

Женский половой орган — это как жизнь или как война. Ты можешь его изучать, готовиться к встрече с ним, строить на его счет предположения и разрабатывать умные теории. Но при первом же столкновении с ним все теории рушатся, и ты понимаешь, что мир — это хаос, а женские гениталии — его уменьшенная модель.

В те времена я не претендовал на роль эксперта в области любви и секса. Я пришел к Авишаг абсолютным девственником. Все, чего я хотел, это стать наконец настоящим мужчиной. В распаленном воображении я видел рыдающих женщин, с силой протискивающихся сквозь толпу к моей еще не закопанной могиле, дабы успеть проститься с «Зикфридом» (такое прозвище я дал своему вызывающе торчавшему из моего тела члену). [12]Я хотел, чтобы они толкались, царапались, плакали, вопили и проклинали судьбу за то, что она разлучила их со мной.

Из всех снов о моих похоронах, которые приснились мне в то время, особенно запомнился один. В этом сне посреди душераздирающих рыданий вдруг раздалось пронзительное марокканское «у-лю-лю-лю-лю». [13]Много лет после этого я пытался понять, каким образом и откуда в сон о похоронах ухитрились проникнуть марокканцы.

— Что могла делать марокканка на моих похоронах? — спрашивал я себя, самодовольно посасывая трубку и подмигивая себе с сознанием собственной значительности. — Подавали ли какое-то угощение? Были ли там сигары?

В те времена я еще не успел проникнуться очарованием северо-африканской эротики и в конце концов пришел к выводу, что это марокканское «у-лю-лю-лю-лю» залетело в мой сон из будущего и что марокканка как бы пыталась своим криком вернуть меня из могилы в мир живых.